Что касается нашей Одессы, то здесь не требовалось никаких цифр, ибо каждый имел возможность видеть собственными глазами. Достаточно лишь напомнить, что заводы имени Октябрьской революции, имени Дзержинского, судоремонтный, «Большевик», хлебозавод, мясокомбинат, кондитерская и джутовая фабрики были разрушены дотла, а январцы, когда пришли со своим парторгом Савицким, чтобы восстановить родной завод имени Январского восстания, застали кучи битого кирпича и километры покрученного железа. Буквально из ничего начали вдыхать жизнь в энергохозяйство, сердце завода, начальник цеха Хижняков, механик Бобровский, электромонтер Медынский и машинист Горелик. В сорок первом году Константин Симонов, который был тогда в Одессе военным корреспондентом, следующим образом писал о героях-январцах: здесь люди проводили сутки напролет не выходя, причем рабочее время определялось не количеством часов, не количеством бессонных ночей, а только тем, когда будет готов танк: «Вот закончим танк, тогда и пойду спать», — это была единственная мера времени на заводе.
Два года назад, в сорок четвертом, возвратившись на родной завод, который превратился в одну сплошную руину, люди сами установили для себя порядок и правила, как в незабываемом сорок первом, когда стоял вопрос о жизни и смерти Одессы. Результат хорошо известен и нет смысла повторять: уже план сорок четвертого года январцы перевыполнили вдвое.
Временная потеря ряда важнейших индустриальных и сельскохозяйственных районов в первый период войны, колоссальные разрушения, причиненные врагом советской экономике, отвлечение от производительного труда миллионов трудящихся — все это привело к тому, что к окончанию войны народное хозяйство СССР, несмотря на исключительно большие успехи восточных районов Урала, Сибири и Средней Азии, по объему промышленного производства оказалось на уровне более низком, чем было в тысяча девятьсот сороковом.
Иона Овсеич сделал небольшую паузу. Дина Варгафтик качала головой и тихонько плакала в носовой платок: заводы, шахты, колхозы, совхозы, сеялки, жатки можно построить опять, а людей, которые полегли, не поднимет уже никакая сила на свете. Ее Гриша на заводе «Красный Профинтерн» был первый токарь, он бы теперь день и ночь сидел у себя в цехе, чтобы выполнить и перевыполнить план. Часто он приходил домой с третьей смены, уже светало, и хоть бы раз она услышала от него жалобу, что устал, нездоровится или просто хочется отдохнуть после бессонной ночи. Наоборот, всегда была шутка, смех и такие веселые глаза.
Клава Ивановна сказала Дине, чтобы перестала плакать: достаточно пролито слез, кого нет, того уже нет, а у нас долг перед своими детьми и внуками, и нельзя успешно идти вперед, если поворачиваться лицом все время назад.
— Ты права, Малая, — поддержал Иона Овсеич, — надо еще добавить, что наш труд не только для своих детей и внуков, а одновременно лучший памятник погибшим, ибо мы осуществляем на деле мечту всей их жизни, до последнего дыхания.
На следующем занятии Иона Овсеич сообщил хорошую новость: соцсоревнование охватило по стране уже две трети всех рабочих, включаются все новые и новые отряды. Токари-новаторы — это особенно приятно будет узнать нашей Дине Варгафтик — повысили скорость резания с 70–80 метров в минуту до 1000–1500 метров. В народе скоростников прозвали людьми, опережающими время. Поскольку придается особое значение повышению активности и самодеятельности масс, на заводах и фабриках всемерно оживляются производственные совещания, число их, по предварительным расчетам, составит в текущем году не менее трех, а возможно, и четырех миллионов.
Дина вспомнила, что ее Гриша был членом цехкома, два раза ему давали бесплатные путевки в дом отдыха, один раз он переписал на имя жены, и председатель завкома не имел ничего против, наоборот, он говорил, наши жены заслужили еще больше, чем мы.
— Ну, — сказала Аня Котляр, — не всем так повезло на жену, как вашему Грише.
Дина вся вздрогнула, вроде неожиданно хлопнули по спине, и вмиг ответила: кто-кто, а Иосиф Котляр мог позавидовать ее Грише.
Допустим, сказала Аня, но зачем пришивать покойным белые крылья, надо заботиться о людях, пока они живые.
Оля Чеперуха возмутилась: при чем здесь белые крылья! У Дины с Гришей бывали свои трудности, но все хорошо помнят: они любили друг друга, и он всегда был ей защитник. А кому не подходит, пусть держит свои мысли при себе — другим неинтересно.
— Давайте уточним, — сказал Иона Овсеич, — Григорий Варгафтик не только своей жене был защитником, он отдал жизнь за Родину. Другое дело, он не один, рядом с ним миллионы, и сегодня мы должны не оплакивать, а засучить рукава и на практике решать задачу, которую поставил перед партией и народом товарищ Сталин: создать в предстоящие три пятилетки, то есть, примерно, к тысяча девятьсот шестидесятому году, материально-техническую базу коммунизма. Для этого у нас есть все необходимые условия, и самая надежная гарантия, товарищи, — это мы с вами.