Двор. Книга 2

Чеперуха схватился за голову, видно было, что человек прогорел на своей коммерции до последней нитки и только теперь осознал, люди вокруг сочувственно вздыхали, но помочь ничем не могли: пуговицы для споднего не такая вещь, чтобы делать запас вперед на двадцать лет.

— Иона Чеперуха, — одернул товарищ Дегтярь, — прекратите свой балаган и не мешайте нам работать!

— Овсеич, — обиделся старый Чеперуха, — я тебя уважаю, на улице я первый снимаю картуз, но не надо лишний раз садиться на голову.

— Иона Чеперуха, — повторил товарищ Дегтярь, — прекратите свой балаган и не мешайте нам работать.

Катерина, хотя до этой минуты сидела спокойно, неожиданно заступилась за свекра, которого оскорбляют в присутствии родного сына, инвалида Отечественной войны, и всех соседей.

— Садитесь на свое место, Тукаева-Чеперуха, — приказал Иона Овсеич, — я не давал вам слова.

— Он не давал! — глупо засмеялась Катерина. — Я у него сильно спрашивать буду.

Иона Овсеич сделался бледный, пальцы дрожали, Клава Ивановна прикрикнула на Катерину и обратилась к Зиновию, чтобы приказал своей жене немедленно извиниться, а если она такая бесстыжая, пусть сам извинится за нее.

Не надо, остановил Иона Овсеич, пусть высказывается до конца, каждый имеет право говорить, что думает; невзирая на личности.

Ефим Граник, про которого все забыли, без спроса поднялся, вышел на середину, стал мотать головой, как лошадь, в разные стороны и быстро шевелить губами. От полной неожиданности люди оцепенели, а когда пришли в себя, Ефим уже сел на место, и Степа Хомицкий первый дал объяснение:

— Один высказался. Следующий.

Многие ожидали, что сейчас Иона Овсеич рассердится по-настоящему и примет меры, но все обошлось довольно мирно.

— Неплохая пантомима, — сказал Иона Овсеич, — видимо, артист тщательно отрепетировал и только ждал подходящего момента.

Ефим поднял голову, секунду смотрел на товарища Дегтяря, потом обвел всех остальных, глаза были усталые, такие печальные, что щемило от жалости сердце. Клава Ивановна сказала, пусть идет на улицу, подышит свежим воздухом, но Иона Овсеич запретил и потребовал от Малой, чтобы не устраивала здесь богадельню.

В три часа ночи к Ионе Овсеичу приехала скорая помощь: врач констатировал приступ стенокардии, предлагал госпитализировать, но больной отказался наотрез. Смотрите, сказал врач, сделал у себя отметку и попросил больного собственноручно расписаться, что от предложенной ему госпитализации отказался.

Полдня Иона Овсеич пролежал в постели, выпил стакан сладкого чаю, намазал кусочек хлеба сливочным маргарином, подождал, пока Полина Исаевна уйдет в свою школу, оделся потеплее и отправился на фабрику.

Полина Исаевна вернулась в девять — четверть десятого. В квартире было темно, тишина, как в погребе, она включила свет, бросилась к телефону и чуть не умерла от страха, пока дозвонилась в партбюро и услышала голос своего Дегтяря.

Минут через десять зашла Клава Ивановна и привела с собою Аню Котляр, чтобы сделать сердечнику укол камфоры на ночь. Полина Исаевна налила гостям чай из термоса, просила немного подождать и сказала про своего Дегтяря, что горбатого могила исправит.

— Можно позавидовать, — вздохнула Аня, — человек не боится смерти.

— Шмерти! — нарочно прошамкала Клава Ивановна. — Ему просто не хватает времени, чтобы о ней думать.

Полина Исаевна еще раз позвонила по телефону и получила твердое заверение от больного, что уже надевает пальто. Аня поставила коробочку со шприцем на примус, сделали самый медленный огонь, но пришлось дважды доливать воды, пока, наконец, не увидели больного собственной персоной.

— Разбойник, — набросилась Полина Исаевна, — он думает, его здоровье и жизнь — это его собственность! Нет, у тебя есть законная жена. Ты помнишь, что у тебя есть законная жена!

Иона Овсеич развел руками: у царя Соломона было семьсот жен, он мог забыть, а такие бедняки, как Дегтярь, не забывают.

— Разбойник, — сказала Полина Исаевна, — сядь на кушетку и засучи рукав, чтобы тебе могли сделать укол.

Иона Овсеич ответил, что лично ему укол не нужен, но, поскольку большинство за, он вынужден подчиниться.

Аня слегка помассировала руку, которая одна кожа да кости, смазала йодом и вмиг загнала иглу.

— Не очень больно? — спросила она.

Иона Овсеич удивился: уже? Аня улыбнулась и сказала, если бы все пациенты были такие, она бы имела круглосуточный санаторий, а не больницу.

— Дорогая сестричка, — пошутил в ответ Иона Овсеич, — со своей стороны, я должен был бы особо отметить золотые руки, которые обхаживают всю мою семью, но получится, что кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку, и потому я молчу.

Клава Ивановна невольно хлопнула в ладони: надо иметь голову Дегтяря, чтобы так ловко дать и передний и задний ход в одно время!