Клава Ивановна, когда первый раз увидела эту красоту, предложила в обязательном порядке провести экскурсию всем двором, а то каждый в отдельности растранжирит свое время на всякие пустяки и для самого главного уже не хватит. Иона Овсеич улыбнулся: Малая хочет, чтобы все люди смотрели на мир ее глазами. Клава Ивановна ответила, она ничего не хочет, она просто хочет, чтобы люди получили удовольствие и увидели воочию, как планы превращаются в жизнь.
Иона Овсеич опять улыбнулся и сказал: хорошо, пусть Малая попробует организовать экскурсию и поведет весь двор на Соборную площадь, то есть Советской Армии, а экскурсовода он берет на себя. Имеется только одна-единственная просьба — предупредить хотя бы за день.
Через неделю Клава Ивановна зашла к Дегтярю и признала, что он был прав: все соседи, когда она им предлагала экскурсию на площадь Советской Армии, смеялись, как Ваньки-рутютю, и отвечали, что на Соборную площадь ходят гулять, а с экскурсией надо ехать в Крым, на Кавказ или в Ленинград, где стоит крейсер «Аврора».
— Малая, — покачал головой Дегтярь, — они по-своему правы, и если мы не нашли к ним дорогу — это наша вина.
— Моя, ты хочешь сказать, — подхватила Клава Ивановна. — А я тебе отвечу: надо было не уговаривать, а пройти со списком по квартирам, указать день, час, и пусть каждый распишется против своей фамилии.
— А потом, — Иона Овсеич прищурил правый глаз, — пригласить милиционера, построить весь двор парами, пусть возьмутся за ручки, и повести.
Клава Ивановна полминуты молчала, тяжело вздохнула и сказала: хорошо, она старая дура, она уже ничего не понимает, но надо же с людьми работать. Или, может быть, уже не надо с людьми работать?
— Малая, — Иона Овсеич смотрел в упор, глаза были печальные, — три года назад, когда стоял вопрос, форпост или квартира для Чеперухи, мы допустили преступное малодушие, и сегодня нам негде собраться и открыто, по душам, поговорить с людьми. Это можно было предвидеть.
Да, пожала плечами Клава Ивановна, Дегтярь предвидел, но кто мог думать, что затянется на три года.
— Малая, — прошептал Иона Овсеич, — затянется больше, чем на три года.
Клава Ивановна тихо застонала: три года! Ефим Граник по-прежнему ютится в своей каморке, а его Лизочка живет у чужих людей.
— При чем здесь Ефим, при чем здесь Лизочка! — рассердился Иона Овсеич. — С людьми надо сегодня работать в десять раз, в сто раз больше, чем вчера, а условия нам никто создавать не будет — мы сами должны создавать себе условия.
Иона Овсеич поднялся, засунул большой палец под борт пиджака и стал быстро ходить из угла в угол.
— Малая, — сказал Иона Овсеич, — слушай меня внимательно. Сейчас ты зайдешь к Ефиму, и пусть при тебе напишет объявление, что на выходной день назначается воскресник по благоустройству двора. Детали наметим потом, а сейчас не откладывай в долгий ящик. Объявление надо написать красиво: в одном углу каштан, в другом — акация, а на самом верху елочка, как возле кремлевской стены. Кто имеет дома лопату, топор, пусть принесет, а кто не имеет, надо где-нибудь занять.
На другой день в подъезде повесили объявление, в воскресенье рано утром дворничка Лебедева зашла к каждому в отдельности и напомнила еще раз. Старый Чеперуха поехал двенадцатым номером трамвая в Валиховский переулок, где возле большой анатомки стоял в конюшне Мальчик, запряг его и направился в питомник за саженцами: Иона Овсеич договорился заблаговременно, через Сталинский райисполком, и теперь надо было только забрать.
В девять-полдесятого люди собрались во дворе, Иона Овсеич поздоровался, спросил, как спалось, и всем, кто не доспал, дал гарантию, что после работы на свежем воздухе доберут с лихвой. Катерина засмеялась и сказала, дай бог нашим бабам свое получить, Марина Бирюк тоже засмеялась, а остальные слушали молча и ждали.
— Товарищи, — обратился Иона Овсеич, — мы все здесь грамотные, и не нужно лишний раз объяснять, что преобразование природы, которое захватило всю страну от края и до края, касается не только тех, кто проживает в условиях сельской местности, но непосредственно затрагивает и нас с вами, то есть город. Пройдитесь по Александровским садикам на проспекте Сталина, и вы за голову схватитесь, сколько каштанов валяется зря на земле в то время, когда эти бесценные семена должны дать побеги молодым деревьям, а те, в свою очередь, защитят нас от степного суховея, прочистят наши легкие и укроют от палящего солнца в знойный день.
— А с гипертонией, — крикнула Клава Ивановна, — вообще нельзя сидеть на солнце!
Иона Овсеич одобрительно кивнул головой и сделал рукой знак, чтобы его не перебивали.
— Пройдитесь в парке Шевченко, — Иона Овсеич погрозил пальцем, — и вы своими глазами увидите, как могучий дуб, этот царь степей, роняет на траву свои желуди, которые у нас на Одесщине дороже золота, а многие дети даже не знают, какой они имеют внешний вид!
Степа Хомицкий засмеялся:
— А ты спроси у нас, кто здесь видел живого желудя?