Разумеется, Михаил Тухачевский был таким же безжалостным, как любой другой настоящий большевик. При подавлении выступлений крестьян в двадцатые годы он широко использовал ядовитые газы. В конце двадцатых и начале тридцатых этот локомотив военных идей выступал за резкое увеличение численности Красной армии и создание механизированных войск, которые следовало задействовать в так называемых «глубоких» операциях. Тухачевский понимал, что наступает эра танков и авиации. Эти новаторские идеи привели к конфликту со сталинскими друзьями, которые продолжали жить кавалерийскими атаками и бронепоездами.
Сталин пытался арестовать Тухачевского за измену в 1930 году, но Серго Орджоникидзе в числе прочих выступил против и помог ему вернуться на должность заместителя наркома обороны. В мае 1936 года у Тухачевского произошла еще одна ссора с очень обидчивым и мстительным Ворошиловым. Клима вывела из себя вполне обоснованная критика Михаила Николаевича. Со временем военачальники помирились. Трудно сказать, было ли это простым совпадением, но именно тогда арестовали первых военачальников Красной армии. Главная цель их допросов – показания против маршала Тухачевского. На январском процессе Генрих Ягода назвал новые имена врагов среди военных. Ягода, Енукидзе и отсталые военные подбросили дров в костер репрессий.
11 мая Тухачевский был снят с поста заместителя наркома обороны и сослан в Волжский военный округ. 13 мая Иосиф Виссарионович положил руку ему на плечо и тепло пообещал, что Тухачевский скоро вернется в Москву. Слово свое вождь сдержал. 22 мая Тухачевского арестовали и действительно привезли в Москву. Ежов и Ворошилов организовали аресты практически всего высшего командного состава Рабочее-крестьянской Красной армии.
Нарком внутренних дел лично проводил допросы задержанных. На встрече со Сталиным Андрей Вышинский, стараясь выслужиться, предложил применить пытки. «Сами решайте, – бросил вождь Ежевике. – Но Тухачевский во что бы то ни стало должен все рассказать. Не верится, что он действовал один». Получив карт-бланш, Ежов тут же бросился на Лубянку, чтобы насладиться мучениями маршала. Михаила Тухачевского жестоко пытали.
В самый разгар драмы, 13 мая, в возрасте семидесяти семи лет умерла мать Сталина. Свидетельство о ее смерти подписали три профессора и два простых доктора. В графе «причина смерти» значится «кардиосклероз». Александр Поскребышев одобрил официальное сообщение в газетах. Сталин сам написал на грузинском языке текст для венка: «Дорогой и любимой матери от ее сына Иосифа Джугашвили». Наверное, для того, чтобы подчеркнуть гигантское расстояние между Сосо и Сталиным, он использовал свою настоящую фамилию. На похороны матери вождь не ездил. Ему было не до подобных мелочей. Он занимался делом Тухачевского. Кеке похоронил Лаврентий Берия с женой и сыном Серго. Правда, Сталин позже интересовался, как прошли похороны, словно чувствуя вину за то, что не был на них.
Ежов часто бывал в кабинете Хозяина. Через несколько дней сломленный маршал наконец «признался» во всех предъявленных обвинениях. Енукидзе якобы завербовал его в 1928 году. Конечно, Тухачевский был немецким шпионом и вместе с Бухариным хотел захватить власть в Советском Союзе… Признание Тухачевского, сохранившееся в архивах, испачкано маленькими коричневыми пятнышками. Анализ показал, что это кровь.
Теперь Сталину предстояло убедить политбюро в вине военных. Якир, один из арестованных командиров, был большим другом Кагановича. На заседании политбюро вождь припомнил Железному Лазарю эту дружбу. Каганович, в свою очередь, указал Сталину, что именно вождь продвигал Якира по служебной лестнице. Тот немного помолчал, потом тихо сказал:
– Правильно, я помню. Будем считать, что дело закрыто.
Лазарь Моисеевич не мог не знать, как выбивают признания следователи Ежова. Тем не менее он поверил в существование заговора среди военных. Анастас Микоян тоже дружил со многими арестованными. Сталин зачитал ему выдержки из признания Уборевича, в которых тот признавался, что работает на немецкую разведку.
– Невероятно, но факт. – Сталин с наигранным изумлением покачал головой. – Они сами признали это.
Для того чтобы избежать «фальсификаций» и кривотолков, допрашиваемых заставляли подписывать каждую страницу протоколов допросов. Тем не менее Анастас Иванович заметил:
– Я очень хорошо знаю Уборевича. Он поразительно честный человек.
Сталин успокоил его и сказал, что военные сами будут решать, как поступать с коллегами.
– Они знают все подробности и лучше разберутся, где правда, а где ложь, – заверил вождь.
Наверное, чтобы другие не расслаблялись, Сталин бросил в котел репрессий и заместителя председателя Совнаркома Яна Рудзутака. Латыш был кандидатом в члены политбюро. Он стал первым арестованным из высшей элиты советского государства. «Он так крепко сдружился с этими филистимлянами, что отдалился от нас», – вспоминал Вячеслав Молотов. На иносказательном языке большевиков это значило – от «культурных друзей».