Читаем Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти полностью

Лаврентий Павлович обладал удивительной способностью вызывать страх и энтузиазм. С подчиненными он был груб, часто угрожал: «Мы арестуем вас и сгноим в лагерях. Мы превратим вас в лагерную пыль». Несмотря на это, перед ним преклонялись. Протеже Берии, молодой грузин Алеша Миртсхулава, хвалил своего бывшего покровителя за человечность, силу духа, энергию и патриотизм даже спустя полвека после его гибели, во время нашего разговора в 2002 году.

Берия любил хвастаться, что может выбить из человека любое признание. «Дайте мне его на одну ночь, и я заставлю его признаться в том, что он король Англии!» – любил повторять Лаврентий Павлович.

Его любимыми фильмами были вестерны, но в них ему нравились не американские ковбои, а мексиканские бандиты. Берия был прилично образованным для большевистского вождя. Сталин любил подшучивать над этим неудавшимся архитектором. Генсек с улыбкой говорил, что в пенсне Берии простые стекла и он носит очки лишь для того, чтобы придать себе умный вид.

Коварный интриган, большой грубиян и хам, психопат и сексуальный авантюрист, Лаврентий Берия вполне мог бы перерезать горло соперникам, соблазнять фрейлин и отравлять кубки с вином при дворах Чингисхана, Сулеймана Великолепного или Лукреции Борджиа. Но этот «фанатик», как называла его Светлана, боготворил Сталина на раннем этапе своей московской карьеры. Отношения между ними напоминали связь между монархом и вассалом. Берия обращался со Сталиным как с царем, а не как с товарищем по партии, пусть и первым. Старые товарищи вели себя со Сталиным уважительно, но с большей фамильярностью. Конечно, и они восхваляли вождя, но это не была такая грубая лесть, как у Берии. Лаврентий Павлович произносил верноподданническим тоном: «О да, вы правы, абсолютно правы, на все сто процентов правы». «Он всегда подчеркивал, что предан моему отцу, – вспоминала Светлана. – Со временем Сталин к этому привык. Он считал, что этот человек поддержит все, что бы он ни говорил».

Берия принес ко двору Сталина обычаи знойной Абхазии. Со временем он станет еще более сложным, честолюбивым и испорченным, но менее преданным марксизму. В 1938 году эта «колоссальная фигура», по словам Артема Сергеева, изменила все.

Лаврентий Берия, как многие перед ним, сначала попытался отказаться от нового назначения. Нет причин сомневаться в его искренности. Судьба предшественников говорила, что это очень опасное место. Генрих Ягода только что был расстрелян. Ежову грозила опасность. Не хотела переезжать в Москву и жена Берии, Нина. Но Лаврентий был невероятно честолюбив. Когда Сталин предложил сделать его первым заместителем НКВД, Николай Ежов патетически воскликнул, что из этого грузина получится и хороший нарком. «Нет, он будет только хорошим заместителем», – успокоил его Сталин.

Сталин приказал Власику организовать переезд Берии в столицу. В августе 1938 года, после краткой поездки в Тифлис, где он назначил своего преемника, Лаврентий Павлович приехал в Москву. 22 августа он был назначен первым заместителем наркома внутренних дел.

Берия получил квартиру в роковом Доме на набережной. Сталин лично приехал посмотреть, как устроился его очередной протеже, но квартирой остался не очень доволен. Он знал, что на солнечном юге с его традиционными пристрастиями к роскоши, вину и в изобилии растущим в этих краях экзотическим фруктам большевистские руководители живут лучше, чем в остальных местах необъятной страны. В Тифлисе Берия обитал в элегантном старинном особняке.

Сталин предложил соотечественникам перебраться в Кремль, но жена Берии отнеслась к этому предложению без особой радости. В конце концов вождь выбрал для своего выдвиженца из Грузии величественный дом в самом центре Москвы. В этом особняке на Малой Никитской улице до революции жил генерал Куропаткин. Так у Лаврентия Берии, единственного из советских руководителей, появился собственный особняк.

Сталин, казалось, нашел в приехавшей в Москву семье Берии свою давно потерянную семью. Он очень любил Нину Берия, похожую на статуэтку миловидную блондинку, и всегда относился к ней как к дочери.

Новый руководитель Грузии Кандид Чарквиани приехал к Берии на ужин. Зазвонил телефон. Через минуту в доме началась суматоха. «Сейчас приедет Сталин!» – сообщила Нина и бросилась на кухню готовить грузинские блюда. Скоро появился Иосиф Виссарионович. Сталин и Берия пели во время супры, грузинского застолья с традиционными блюдами. Даже после Большого террора вождь не лишился способности совершать неожиданные поступки.

Берия и Ежов стали друзьями, но это была показная, неискренняя дружба. Лаврентий Павлович ласково называл шефа «Дорогой Ежик» и даже гостил у него на даче. Такие отношения не могли долго продолжаться в диких джунглях сталинского двора.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги