Читаем Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти полностью

Сталин никогда не уставал возиться с писателями. Когда Мандельштам утверждал, что поэзия пользуется наибольшей популярностью в России, где людей за нее убивают, он был, конечно же, прав. Литературе Иосиф Виссарионович всегда уделял большое внимание. Он мог требовать от писателей быть «инженерами человеческих душ», но на самом деле вождь был очень далек от того неуклюжего обывателя, образ которого неизбежно возникает при изучении его манер.

Сталин не только восхищался настоящей литературой и ценил ее, он умел отличать гениев от бездарей. Страсть к чтению книг у него родилась еще в 1890-х годах. Сталин утверждал, что прочитывал каждый день по пятьсот страниц. В сибирской ссылке, после смерти одного из ссыльных, Коба забрал книги покойника и отказался делиться с разгневанными товарищами.

Литература играла в его жизни почти такую же роль, как марксизм-ленинизм и мания величия. Без особого риска ошибиться можно сказать, что они были главными движущими силами всей его жизни. Сам Сталин не обладал талантом к сочинительству, но принимая во внимание литературные вкусы и пристрастия этого сына сапожника и прачки, его следует считать интеллектуалом. Не будет большим преувеличением сказать, что Иосиф Сталин был самым начитанным правителем России, начиная от Екатерины Великой и кончая Владимиром Путиным. Он был даже начитаннее Владимира Ленина, который слыл большим интеллектуалом и к тому же получил дворянское образование.

«Он много работает над самообразованием», – говорил о вожде Молотов. Личная библиотека Сталина состояла из 20 тысяч томов, причем все они были, что называется, зачитаны до дыр. Здесь имелись книги по самым разным темам, самых разных писателей, от «Жизни Иисуса» до романов Голсуорси, Уайльда, Мопассана, Стейнбека и Хемингуэя. Внучка видела его за чтением романов и рассказов Гоголя, Чехова, Гюго, Теккерея и Бальзака. В пожилом возрасте Иосиф Виссарионович открыл для себя Гете, преклонялся перед Золя.

Большевики верили в безупречность нового человека и были твердыми сторонниками самообразования. Сталин выделялся среди них особым усердием. То, что он читал не для развлечения, а очень серьезно, видно хотя бы по пометкам, которые вождь делал на полях самых разных книг, начиная от романов Анатоля Франса и кончая «Историей Древней Греции» Виппера. По ним можно неплохо понять его взгляды на жизнь. Сталин заучивал цитаты, как прилежный студент.

Иосиф Сталин хорошо разбирался в античности и мифологии, вспоминал Молотов. Он мог цитировать Библию, Чехова и «Бравого солдата Швейка», а также повторять понравившиеся мысли Наполеона, Бисмарка и Талейрана. Его знания грузинской литературы были такими глубокими, что Сталин мог на равных спорить о поэзии с Шалвой Нутсибидзе, известным философом.

Нутсибидзе через много лет после того, как Сталин уже перестал быть богом, утверждал, что тот был выдающимся знатоком литературы. Вождь нередко читал вслух друзьям и соратникам отрывки из Салтыкова-Щедрина или нового издания средневековой грузинской эпической поэмы Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Он обожал «Последнего из могикан» и как-то сразил одного молодого переводчика, поздоровавшись с ним, как это делали краснокожие герои романа Фенимора Купера: «Большой вождь приветствует бледнолицего!»

По своим художественным вкусам Иосиф Виссарионович был консерватором. Он всегда оставался в XIX веке, несмотря на расцвет модернизма в 1920-х годах. Ему больше нравились Пушкин и Чайковский, нежели Ахматова и Шостакович. Будучи интеллектуалом, он уважал людей искусства и ученых. Его тон мгновенно менялся, когда Сталин разговаривал с популярным писателем или известным профессором. «Мне очень жаль, что я не могу выполнить вашу просьбу прямо сейчас, уважаемый Николай Яковлевич, – писал он профессору лингвистики Марру. – После конференции, думаю, сумею выкроить 40–50 минут, если вы, конечно, не возражаете…»

Сталин высоко ценил талант и гениальность. Но так же, как в случае с любовью и семьей, на первом месте у него всегда стояла вера в непогрешимость и победу марксизма. Сталин восхищался великим психологом Достоевским, но запрещал его, потому что считал, что эти романы оказывают отрицательное влияние на молодежь. Он наслаждался рассказами Михаила Зощенко и, несмотря на то что писатель высмеивал советскую бюрократию, читал отрывки сыновьям Василию и Артему. «Здесь товарищ Зощенко вспомнил о ГПУ и изменил концовку!» – замечал Сталин, смеясь.

Подобные шутки были типичны для этого жестокого и язвительного циника, большого любителя солдафонского юмора. Он признавал, что Пастернак, Мандельштам и Булгаков – гении, но несмотря на гениальность, их книги в Советском Союзе были запрещены. Но ни Булгаков, ни Пастернак не были арестованы. Однако горе тому писателю, который осмеливался оскорблять лично вождя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги