Вскоре история повторилась, только в больших масштабах. В октябре 1869 г. граф обер-гофмейстер Шувалов донес министру императорского двора Адлербергу, что в Малой церкви Зимнего дворца из алтаря с жертвенника похищен церковный инвентарь: дискос, лжица, звездица – все вещи серебряные, вызолоченные, общим весом в 3 фунта 92 золотника. Также были украдены две лампады серебряные, местами вызолоченные, общим весом 12 фунтов 17 золотников, которые значились по описи под № 4 и 46. Все украденные вещи весили более 6 кг622. К тому же это была высокохудожественная работа, но главное – кража произошла в церкви императорской резиденции. При этом ключ от церкви находился у истопника, который был лично известен Шувалову своей благонадежностью. Все украденные вещи заменили до прибытия императорской фамилии. Сам факт кражи негласно расследовался обер-полицмейстером и заведующим Зимним дворцом Дельсалем.
Поскольку преступника опять не нашли, были приняты только профилактические меры: во-первых, поставлены засовы, окрашенные под цвет дверей; во-вторых, в отсутствие императорской фамилии выставлялся военный пост на площадке у Малой церкви Зимнего дворца при входе на Ротонду, а с возвращением монархов во дворец на этом посту по прежнему находились два часовых от легкокавалерийского караула623.
В 1882 г. было заведено дело о краже вина из погреба Александровского дворца. В результате обыска и следствия у виноторговцев в Царском Селе и Павловске выяснилось, что из винного погреба дворца было похищено 324 бутылки. Опознавал вино в ходе обыска буфетчик Бергман, которому было «вполне известно, какие вина находились в Царскосельском погребе». Например, шампанское «Цесаревич» (22 бутылки) оценивалось в 4 рубля 22 копейки за бутылку, херес «Дюшеко» – в 2 рубля 1 копейку624. Таким образом, суммы, вырученные в результате кражи, превосходили годовое жалованье.
«Конечно, нелегко было вести дворцовое хозяйство, обширное и сложное, – писал генерал Н. А. Епанчин, – но многое в нем нуждалось в улучшении… в придворном хозяйстве… была не только небрежность, но и недобросовестность, а попытки честных людей искоренять злоупотребления встречали упорное противодействие и иногда кончались им во вред».
Кроме того, немаловажной статьей «потерь» являлось «заимствование» мебели и других вещей из императорских резиденций царственной родней, которое было решительно прекращено Александром III. Видный чиновник Министерства императорского двора В. С. Кривенко описывал ситуацию, когда при подготовке большого приема во дворце великого князя Михаила Николаевича обнаружили нехватку стульев. Управляющий великокняжеским двором Муханов послал заведующему Зимним дворцом полковнику Гернету запрос с просьбой выделить стулья, а полковник, в свою очередь, испросил по телефону решение министра императорского двора. Последовал короткий ответ: «Не давать!». Через час по телефону была передана эта же просьба от лица самого великого князя. Министр, зная отношение к подобным фактам Александра III, ответил: «Государь повелел без его личного ведома никому дворцовой мебели не выдавать. Угодно его высочеству, чтобы я доложил?» Немедленно послышался ответ: «Нет! нет! Ничего, пожалуйста, не говорите». Другой великий князь Владимир Александрович использовал Большой зал Александровского дворца в Царском Селе для игры в теннис. Когда Александр III узнал об этом, то младший брат царя немедленно получил нагоняй от него625.
Наказывали и за непрофессионализм. Сохранился рапорт камер-фурье-ра Р. Инганио от 14 января 1884 г. Суть документа в том, что камер-фурьер неоднократно замечал небрежное исполнение «службы во время дежурства в Аничковом дворце у г. флигель-адъютантов лакея 2 разряда подвижного состава Евлампия Тимофеева». В результате рапорта лакея наказали рублем, заменив лакейское жалованье на жалованье работника626.