Двор шипов и роз

— Перед тем, как ты сбежишь или начнёшь кричать… — сказал он, обойдя меня, чтобы заглянуть через моё плечо.

Если бы я решилась, я могла бы откинуться ему на грудь. Его тёплое дыхание согревало мою шею и ухо.

Он прочистил горло и прочитал первое стихотворение:

— Жила когда-то на свете леди прекрасная

Энергичная, и если бы только не немного необыкновенная

Её друзьями были немногие

Но люди пред ней выстраивались очередью

Но от неё получали они только отказ.

Мои брови подпрыгнули так высоко, что я подумала, будто они коснулись волос, и я обернулась, прищурившись на него, наше дыхание смешалось, когда он с улыбкой дочитал стихотворение.

Не дожидаясь моего ответа, Тамлин забрал бумаги и отступил на шаг, чтобы зачитать второе стихотворение, которое уже не было таким вежливым, как первое. К тому времени, когда он читал третье стихотворение, моё лицо горело. Тамлин замолчал, прежде чем зачитать четвёртое, и вернул бумаги мне.

— Заключительные слова во второй и четвёртой строках в каждом стихотворении, — сказал он, кивнув подбородком на бумаги в моих руках.

Необыкновенная. Очередь. Я посмотрела на второй стих. Убийство. Разрушительный пожар.

— Это… — начала я.

— Твой список слов был слишком интересным, чтобы не обратить на него внимания. И далеко не самым хорошим для любовных поэм.

Когда я приподняла бровь в немом вопросе, он сказал:

— Во время, когда я жил с отрядом моего отца на границе, у нас были соревнования на то, кто может сочинять самые грязные частушки. Мне не особо нравилось проигрывать, так что я стал одним из лучших.

Я не знаю, как он запомнил тот длинный список, который я составила — не хочу знать. Почувствовав, что я не собираюсь схватить стрелу и выстрелить в него, Тамлин взял бумаги и прочитал пятый стих, самый пошлый и гнусный из всех.

Когда он дочитал, я откинула голову назад и захохотала, мой смех словно солнечный свет разрушал наслоившийся за долгие годы лёд.

***

Я по-прежнему улыбалась, когда мы вышли из парка в сторону холмов, возвращаясь в поместье извилистым путём.

— Той ночью в саду роз ты сказал… — на мгновение я придержала слова на языке. — Ты сказал, твой отец посадил его к соединению твоих родителей — не женитьбе?

— По большей части, Высшие Фэ вступают в брак, — сказал он, его золотистая кожа немного зарумянилась. — Но если им повезёт, они находят своего партнёра — своего равного, подходящего им во всём. Высшие Фэ вступают в брак без соединяющей духовной связи, но, если ты находишь своего партнёра, связь настолько глубока, что брак… в сравнении с ней становится незначительным.

У меня не хватило смелости спросить, возникала ли когда-нибудь соединяющая связь между фэйри и человеком, но, вместо этого, я рискнула спросить:

— Где твои родители? Что с ними произошло?

Мышцы его челюсти напряглись, и я пожалела о вопросе, хотя бы из-за боли, мелькнувшей в его глазах.

— Мой отец…

На его костяшках пальцев блеснули когти, но дальше они не выдвинулись. Я определённо задала не тот вопрос.

— Мой отец был так же плох, как и отец Люсьена. Хуже. Два моих старших брата были в точности как он. Они держали рабов — все они. И мои братья… Я был юн, когда заключили Договор, но я всё ещё помню, что делали мои братья… — он замолчал. — Это оставило след — достаточный след, чтобы, когда я увидел тебя, твой дом, я не мог — не смог позволить себе быть похожим на них. Я не мог причинить вред твоей семье, или тебе, или подвергнуть тебя причудам фэйри.

Рабы — здесь были рабы. Я не хочу знать — никогда не искала их следов, даже пятьсот лет спустя. Для большинства его людей, его мира, я всего лишь чуть больше, чем собственность. Вот почему — почему он предложил лазейку, почему он предоставил мне выбор жить где угодно в Прифиане.

— Спасибо, — сказала я. Он пожал плечами, будто это уменьшит его доброту, тяжесть вины, всё ещё давящей на него. — Что насчёт твоей матери?

Тамлин прерывисто выдохнул.

— Моя мать — она очень сильно любила моего отца. Слишком сильно, но они были связаны и… Даже если она видела, каким тираном он был, она бы и слова дурного против него не сказала. Я никогда не думал — никогда не хотел — титула своего отца. Мои братья никогда не позволили бы мне дожить до подросткового возраста, если бы они заподозрили, что я сделал. Ко времени, когда я был достаточно взрослым, я присоединился к военному отряду отца и тренировался так, чтобы однажды служить ему, или одному из моих братьев, унаследовавших титул, — он размял руки, словно представляя когти. — С раннего возраста я осознал, что сражения и убийства были единственными вещами, в которых я хорош.

— Сомневаюсь в этом, — сказала я.

Он криво улыбнулся.