Дворец

Вышло чересчур громко, и младший Долгоруков, нервно вздрогнув, принялся читать раза в полтора быстрее. Получалось теперь негромко, быстро и сбивчиво, как у плохонького пономаря.

– Все, поди прочь! – прошипел еще через несколько минут Артемонов, выведенный из себя непрекращающимися усилиями Васьки, который, к тому же, больно уколол его булавкой. Князь Яков покрылся испариной и явственно дернулся к выходу, однако был удержан стоявшими сзади боярами. К счастью, грамота наконец-то закончилась.

– А еще, государь Матвей Сергеевич, изволь подарки принять от государя и государынь, и от нас, верных царевых слуг! – звонким голосом провозгласил молодой Черкасский, очевидно, долго ждавший этой минуты. Слуги в красных кафтанах пришли в движение, и горница стала заполняться подарками. Среди обычных дорогих, но ненужных вещей, были и сорочки вышитые, самими царевнами, и испеченные ими пироги, и даже, кажется, какая-то поделка самого царя Петра. Сердце Матвея сжалось от умиления, и он, чтобы не дать воли чувствам, встал и громко обратился к боярам и слугам:

– Благодарю от всей души! И вы, бояре, меня пожалуйте: разделите со мной хлеб да соль!

Бояре с радостью прошли к стоявшему здесь же столу, а матвеевы слуги, ревниво отталкивая пришельцев в красных кафтанах, принялись носить еду и питье: по раннему часу – меды и пиво. Напитки быстро привели гостей в приподнятое настроение, и они принялись наперебой рассказывать Артемонову о событиях, происходивших в Москве в его отсутствие. Речь, конечно, шла об обычных московских сплетнях, поскольку обо всех государственных делах старый вельможа, как они отлично понимали, знал побольше их.

– Матвей Сергеич! – зашептал ему на ухо подобравшийся поближе Михаил Долгоруков. – Отец болеет сильно и слаб, а то непременно приехал бы на встречу. Ты уж не откажи: приезжай сегодня к нему в гости, когда хочешь, когда только время от государственных дел свободное найдется. Очень уж старик мой тебя ждет!

– Приеду, коли ждет. А что же, на Думу он больше не приходит?

– Да… Когда здоровье позволяет, то конечно, но теперь вот…

– Ну что же, тогда с боярами посидим, и сразу к нему.

– Да… Оно конечно, Матвей Сергеевич, в любое время!

И Долгоруков с какой-то поспешностью отсел подальше. Матвей, может быть, и задумался бы над этой странностью, если бы не явился все тот же Василий, успевший принарядиться и основательно отведать меду, и не закричал, перекрывая гомон сидевших за столом, что пожаловали "высокие гости – енералы Кровков и Драгон". В горницу вошли два немолодых офицера, один был одет в польский короткий кафтан и пехотный шлем, а второй и лицом, и одеждой был явный иноземец. Агей Матвеевич Кровков был начальником одного из выборных солдатских полков, а Филимон Драгон, скотской земли немец, возглавлял сразу несколько полков солдат и драгун: в статейных списках это соединение называлось "воеводским полком", однако сам Драгон, вероятно, для пущей важности, именовал его "дивизией". Впрочем, сейчас шотландец был почти штатским человеком, поскольку его подчиненные, по завершении многолетней войны с Турцией и Крымом, были распущены по домам – в отличие от стоявших в Москве на Бутырках выборных Кровкова. Матвей, завидев офицеров, с искренней радостью бросился к новым гостям, и они долго обнимались, похлопывая друг друга по плечам и обмениваясь шутками. Бояре с некоторым сомнением оглядели генералов, однако вежливо поздоровались с ними и, посторонившись, пустили их за стол. Хотя ни один, даже самый внимательный наблюдатель, не заметил бы со стороны бояр и малейшего непочтения к Драгону и Кровкову, но после их прихода веселье за столом быстро угасло, а затем думцы стали один за другим подниматься и прощаться с хозяином.

– Мы тебя, Матвей Сергеевич, не можем задерживать и время твое от государственных дел отнимать! – краснея и толкая боком Алмазова, объявил Михаил Долгоруков.

– И то верно, нечего вам меня отвлекать! – важно ответил Артемонов, вызвав веселый, хотя и несколько принужденный смех бояр. – Скоро увидимся, только вы уж подготовьтесь: я на севере умом не ослаб – наоборот!

Бояре попрощались с хозяином и генералами, и, с некоторой поспешностью, вышли, пробираясь по двору к своим каретам.

Оставшиеся некоторое время сидели молча, а потом Драгон задумчиво проговорил:

– Любопытно, сколько лет я должен провоевать за Московию, чтобы стать им своим? Я ведь и по-русски говорю уже не так дурно, не то, что раньше. Как тебе, Матвей, мой выговор, ведь лучше стал за эти годы?

– Брось ты это, друг Филимон! – вмешался Кровков, отрываясь от большой кружки с пивом. – И я им никогда своим не стану, не то, что ты. Хоть ты даже от папежской своей ереси откажись, и то…

– Ну, уж это – нет! – вспыхнул шотландец.