Дворец для любимой

— Принцесса Яна… пропала, — после показавшейся мне вечностью паузы вымолвил наконец он.

— Как пропала?!

Яна не гуляет одна даже по дворцу, вокруг нее вечно целая толпа всяких нянек, воспитательниц, служанок… Она не может пропасть, ее могут только украсть.

Коллайна от моего взгляда отшатнуло далеко назад. Сейчас я ненавидел его не меньше тех, кто украл мою дочь.

— Стараетесь, говоришь? Хлеб не зря едите? А то, что творится под носом, в столице, не видите?

Голос сорвался на хрип, перешедший в шипение, от гнева перехватило горло, но Коллайн отлично меня понял. Я оглядел окружающих меня людей, отчаянно надеясь на то, что это всего лишь шутка, самая неудачная и глупая из всех, что мне приходилось слышать. Но люди старательно избегали смотреть мне в глаза…

Солнце клонилось к закату. Мое сопровождение отстало задолго до того, как местное ярило успело оказаться в зените. Ворон по-прежнему шел легко и, казалось, даже радовался тому, что его наконец-то не сдерживают, пытаясь подстроить под ход остальных. И впервые за весь тот срок, что он у меня был, я смог оценить его силу в полной мере. Надо же, день бешеной скачки, изредка прерываемой переходом на легкую рысь, а конь не показывает ни малейших признаков усталости.

Перед выездом из Гроугента я отделался от всех вещей, чтобы избавить Ворона от лишнего веса, оставив только револьверы и шпагу да захватив пару горстей золота. Гроугентский тракт — самый оживленный из всех трактов Империи, и постоялых дворов на нем предостаточно.

Злость на Коллайна давно испарилась, и я мысленно благодарил себя за то, что смог сдержаться и не наговорил ему кучу всего того злого, что вертелось на языке, да еще и при свидетелях. Анри, я не сомневаюсь, делает сейчас все, что может, и даже более того.

Люди, укравшие мою дочь, не кучка наркоманов, решивших заработать на очередную дозу местного дурмана — житою, нет. Они работают на человека, которого мне сейчас хочется увидеть больше всего на свете. Чтобы схватить его за отвороты камзола, как совсем недавно я схватил беднягу гонца, боявшегося озвучить то, с чем прибыл. Затем приблизить к себе его морду и взглянуть в глаза. Ну и задать вопрос: «Как мог ты опуститься до того, чтобы украсть ребенка? В конце концов, вызвал бы меня на дуэль, и я бы не смог отказаться, пусть и не приняты дуэли на таком уровне».

Яну украли люди короля Готома, больше некому. У него сейчас нет в мире большего врага после того, как я жестоко унизил его, не знавшего поражений полководца, обменяв на простого барона.

Я зарычал сквозь плотно сжатые зубы, и Ворон, почувствовав мое состояние, прибавил ходу. Люди уступали дорогу задолго до того, как с ними равнялся одинокий всадник с бледным лицом и горящими безумием глазами, бешено мчавшийся на черном как уголь скакуне.

Теперь я точно знал, куда должен отправиться, — на запад. Туда, где в самые ближайшие дни имперская армия перейдет в наступление. Но сначала я должен прибыть в Дрондер, чтобы утешить Янианну и найти свою дочь. Там сейчас все поднято на ноги, выходы из города перекрыты, и все ищут пропавшую принцессу. Но почему-то у меня не было сомнений в том, что именно я смогу найти маленькую Яну. Мне будет проще это сделать, ведь я должен почувствовать сердцем место, где именно ее прячут.

После полуночи я остановился на одном из постоялых дворов. Ворон — могучий конь, но и он не может обходиться без отдыха. Я долго водил его по кругу, чтобы конь смог сбросить напряжение после целого дня безумной скачки.

Меня никто не узнавал, еще не то время, когда портреты подобных лиц висят в кабинетах даже самых незначительных руководителей. А для того чтобы признать в черном скакуне аргхала, необходимо знать, какие они, эти аргхалы, простые люди не слишком в этом сведущи. Ведь у аргхалов нет рога посреди лба и пары лишних ног…

Успокоив Ворона, я напоил его теплой водой и пристроил к морде торбу с отборным ячменем.

Горсть золота, которую я, не считая, сыпанул перед хозяином корчмы, как обычно оказала магическое воздействие на качество сервиса. А я, если бы только мог, отдал бы все золото мира для того, чтобы прямо сейчас усадить на колени маленькую Яну, прижать ее к себе, поцеловать в макушку и услышать на ухо очередной секрет.

Ворон вздремнул часок, не переставая хрустеть ячменем, а я продолжал ходить вокруг коновязи кругами. Затем конь начал искоса поглядывать на меня: хозяин, раз в жизни ты разрешил мне промчаться так, как я могу, и что, неужели это все?

И мы помчались дальше, я перекусывал пирогом, который сунул мне в руки хозяин, и запивал пирог вином из бутылки. Пока Ворон отдыхал, не было сил, чтобы хоть что-то проглотить, хотя и следовало бы.