Когда вся компания привела себя в порядок, подали вино и незамысловатый обед. Гуляш, хлеб с сыром и красное вино заставили всех позабыть о трудностях пути.
После обеда гости собрались около камина выпить по рюмочке ликера. Вновь закипел спор о том, где находится Дворец Любви. Наварх, стоявший у камина, принял драматическую позу.
- Все очень просто, - провозгласил он с вызовом. - Или нет? Неужели никто ничего не понимает, кроме старого Наварха?
- Говори, Наварх, - поддержал Этьен. - Не томи! Изреки откровение! Хватит дразнить нас!
- Я и не собирался. Все узнают открывшееся моему мысленному взору, моим чувствам. Мы на середине путешествия. Здесь мы прощаемся с беззаботностью, легкостью и покоем. Ветер дует нам в спину все сильней и сильней, гонит нас сквозь лес. Он изгоняет из нас умеренность!
- Поменьше тумана, старина! - подзадорил Танзел. - Мы ни слова не поняли!
- Те, кто способен понять меня, скоро поймут, те, кто не способен, не поймут никогда. Но все уже ясно. Он знает, он знает!
Лейдиг, выведенная из терпения иносказаниями, спросила:
- Кто знает? И о чем знает?
- Что есть мы все? Резонирующие нервы! Художник знает тайну их связи...
- Говорите за себя, - проворчал Диффани.
Наварх прибег к одному из своих экстравагантных жестов.
- Он поэт, как я. Разве не я обучал его? Каждый удар сердца, каждое движение ума, каждое биение крови...
- Наварх, Наварх! - простонал Уибл. - Достаточно! Или, во всяком случае, смените тему. От ваших слов стынет кровь в жилах, они неуместны в этом странном приюте, обители призраков и вурдалаков!
Прютт назидательно произнес:
- Такова наша доля. Каждый человек - зерно. Когда наступает время сева, он погружается во тьму, а затем вырастает дерево, воплощение души. Мы дубы и вязы, лавры и черные кипарисы...
Беседа шла своим чередом. Молодежь уже облазила древнее строение и теперь играла в прятки в соседней зале, скрываясь за тяжелыми портьерами.
Лейдиг, потеряв из виду Биллику, обеспокоилась и отправилась разыскивать ее. Вскоре она привела подавленную девушку и что-то прошептала Васт. Та взвилась как ужаленная. За стеной загремели голоса, и минуту спустя Васт вернулась, таща за собой раздраженного Хала.
Немного погодя в салон вошла Друзилла. Ее щеки горели, а взгляд выдавал смущение и удовольствие. Темный балахон удивительно красил ее - девушка никогда не выглядела лучше. Она пересекла комнату и скользнула в кресло рядом с Джерсеном.
- Что случилось? - спросил он.
- Мы играли. Я спряталась с Халом и следила, как вы велели, кто рассердится больше всех.
- И кто же?
- Не знаю. Марио говорит, что любит меня. Танзел все время смеется, но он был недоволен. Этьен ничего не сказал и не глядел на меня.
- Что ты такое делала, что они все рассердились? Не забывай: раздражать их опасно.
Друзилла поджала губы.
- Да... Я забыла - я должна быть испуганной. Я и вправду боюсь, когда об этом думаю. Но вы позаботитесь обо мне?
- Да, если смогу.
- Вы сможете. Я знаю, что вы сможете.
- Надеюсь... Ну ладно, что же так задело Марио, Танзела и Этьена?
- Ничего особенного. Хал хотел поцеловать меня, и я разрешила. Васт застала нас врасплох и раскричалась. Она меня обзывала. "Блудница вавилонская! Лилит! Нимфоманка!" - Друзилла очень похоже передразнила Васт.
- И все слышали?
- Да. Все слышали.
- И кто больше всех расстроился?
Друзилла пожала плечами.
- Иногда мне кажется, что один, иногда - другой. Марио из них самый добрый, у Этьена меньше всех чувства юмора. Танзел бывает саркастичен.
"Очевидно, - подумал Джерсен, - я многое упустил".
- Лучшее, что ты можешь сделать, это не играть ни с кем ни в какие прятки, даже с Халом. Будь любезна со всеми троими, но не выделяй никого.
Лицо Друзиллы омрачилось.
- Я до смерти боюсь. Когда я была с теми тремя ведьмами, так хотелось убежать. Но этот яд в кольцах... Думаете, они убили бы меня?
- Не знаю. Ну, а теперь иди спать. И никому не отворяй дверь.
Друзилла встала и, кинув последний, отчаянный взгляд на Джерсена, поднялась на галерею, а затем скрылась в своей комнате.
Гости уходили один за другим. В конце концов Джерсен остался в одиночестве глядеть на догорающие угли и ожидать неизвестно чего...
Свет на галерее был тусклым, балюстрада заслоняла обзор. Какая-то тень скользнула к одной из комнат, дверь бесшумно открылась и закрылась.
Джерсен подождал еще час. Угли в очаге дотлели. Ветер начал швырять капли дождя в темное окно. Дом погрузился во мрак и тишину. Джерсен ушел спать.
Утром он выяснил, что комната, которая ночью приняла посетителя, была отведена Тралле Каллоб, студентке-социологу. Джерсен попытался проследить, на кого она смотрит чаще всего, но так и не пришел к определенному выводу.
К завтраку все явились в серых замшевых лосинах, черных блузах, коричневых пиджаках и странных черных уборах, по форме напоминающих шлемы. Пища, как и накануне, была непритязательной, но сытной. Во время трапезы путешественники бросали озабоченные взгляды на небо. Вершины гор заволокло туманом, сквозь небольшой просвет проглядывал бледный диск солнца - унылое зрелище.