Дворец Посейдона

Безмолвие смерти излучает печаль, которая парализует, расслабляет, сковывает. Кажется, что в доме находится кто-то посторонний, невидимый и молчаливый. Ты не видишь его и не слышишь его голоса, но все же он здесь, рядом, и всем своим существом ты чувствуешь это. Сидит он себе в углу или ходит по комнате так бесшумно, словно обут в легкие домашние туфли. Вот си вошел в твою комнату и затаился в углу. Ты туда стараешься не смотреть, а если даже посмотришь, все равно ничего не увидишь, и все же тебе трудно, невыносимо трудно туда посмотреть. А он стоит и большими бесцветными глазами осматривает все: стулья, кровать, картины и фотографии, развешанные по стенам, и книги на полке. И все, на чем он останавливал свой взгляд, мгновенно теряло реальность, будто этой вещи никогда не было в комнате, и ты смотришь и удивляешься — откуда она здесь появилась, и мучительно вспоминаешь, глядя на пепельницу: кто же поставил ее сюда?

Заза присел на кровать и стал расшнуровывать ботинки. Внезапно он вскочил, подошел к книжной полке, достал томик стихотворений Галактиона Табидзе, перелистал его. Нет, здесь нет! Но где же тогда, куда я мог положить? Он достал другую книгу — Жана Барро, перелистал ее, но не нашел того, что искал. Он перебрал почти все книги. «Но я точно помню, что она где-то здесь!» Он заново торопливо перелистал все книги и снова ничего не нашел. Он подавлял в себе жгучее нетерпение и, словно пытаясь кого-то обмануть, прикрывался напускным безразличием. Он знал, что не заснет, пока не отыщет, не заснет и не успокоится. Книги валялись на стульях и на полу. И, глядя на них, Заза думал: «Что теперь делать, неужели я потерял?» Он упрекал себя, что доверился книгам, поскольку часто брал их с полки, и она могла выпасть… При этой мысли сердце его болезненно сжалось. Он опять взял Галактиона, медленно перелистал страницы и наконец увидел то, что искал, — фотография была на месте!

Заза ласково погладил карточку, словно благодаря ее за то, что она не потерялась. Он и сам не подозревал, что все это время любовь таилась и жила, дышала в самой глубине его сердца.

Заза крепко держал фотографию обеими руками. Если уже быть точным, то это была половина фотокарточки. Теперь на ней оставалась одна Магда, какой она была пять лет тому назад, на даче в Кикети: в сарафане, открывавшем худенькие руки, детские плечи. Один глаз она смешно щурила: наверно, солнце светило ей прямо в лицо.

Заза вспоминает события пятилетней давности. Кикети. Лизико. Магда

Во дворе никого не было. Дом стоял в глубине двора, окруженный платанами. На пожелтевшей выгоревшей траве в тени стояла алюминиевая раскладушка, на ней — небрежно брошенные подушка и книга. Под кроватью пристроилась собака.

— Зайдем, — предложил Торнике. — Я отнесу арбуз.

Заза подошел к раскладушке. Собака тут же вылезла из-под кровати и отошла, все же стараясь держаться в тени; высунув язык, не сводя глаз с Зазы, она часто дышала.

— Иди ко мне! — позвал Заза. Собака попятилась. Заза взял книгу, это были рассказы Акутагавы. Он удивился: любимые книги всегда кажутся твоим собственным открытием и принадлежат только тебе. Заза поднялся и бросил книгу на кровать. Собака продолжала наблюдать за ним. Заза отошел от раскладушки и уселся под деревом. Собака постепенно осмелела, подошла и снова заняла свое прежнее место. Заза сделал вид, что не замечает ее, даже закрыл глаза.

— Заза! — услышал он женский голос.

Перед ним стояла Лизико, худенькая, веснушчатая, в очках.

— Ты что, заснул?! — Лизико смеялась.

Заза поднялся.

— Нет, что ты. Здравствуй, Лизико, как жизнь?

— Хорошо! — ответила Лизико. — Торнике сейчас появится, а если хочешь, пошли в комнату.

— Здесь лучше.

— Торнике притащил такой огромный арбуз! — Лизико развела руки. — Вот такущий! В холодильник не вмещается, а резать он не желает.

— Знаю.

— Ах, да, вы же вместе приехали.

— Чуть было не забыл, поздравляю тебя!

— С чем это? С окончанием школы?

— Ну да, с окончанием школы.

— Спасибо. Но лучше бы я ее не кончала!

— Почему?

— Не знаю, куда поступить…

— Отчего же? У тебя музыка, английский…

— Наверно, пойду в консерваторию. В Тбилиси жарко?

— Очень.

— И здесь жарко.

— Разве это жара!

Заза взял с раскладушки книгу:

— Это ты читаешь?

— Да, мне ее дала Магда.

— Магда?

— Да, моя подруга. Я здесь с ней познакомилась. Знаешь, она такая прелесть! — Лизико придала своему лицу очень умное выражение.

Вероятно, у Магды такое же серьезное лицо, подумал Заза. Обычно, когда мы о ком-нибудь говорим, невольно ему подражаем.

— Сюда мы никаких книг с собой не взяли, Торнике ничего не читает, кроме своей диссертации, говорит, что ему некогда.

— Да, ему действительно некогда…

— Неужели чтение может помешать диссертации? Например, Стендаль? Я обожаю Стендаля!

— Стендаль? — Заза, изображая глубокую серьезность, сдвинул брови. — Стендаль — первейший враг диссертантов.

Лизико растерянно взглянула на него, но, поняв, что Заза шутит, расхохоталась.