Дворец Посейдона

— Дети, идите домой, что вы там сидите в темноте?

И он тут же вспомнил ребячью игру: «Гуси, гуси, домой!» Только он это подумал, как услышал шепот Магды: — Гуси, гуси, домой!

Конечно, она сказала это не для того, чтобы кто-нибудь услышал, а Заза решил, что она обращается именно к нему. Мать Торнике, мадам Эленэ, как-то незаметно и быстро очутилась над самыми их головами.

— Это кто? А-а, наша Магда, Магдочка! А это? Заза? — такое удивление звучало в ее голосе, словно она никак не ждала увидеть тут Зазу.

Заза смущенно передернул плечами и не знал, что сказать. Не рассказывать же, как он встретил Торнике на стоянке такси и как тот пригласил его поехать с ним в Кикети.

Хозяйка решительно подошла к Зазе и протянула ему руку: рука остановилась как раз на уровне его губ, Это означало, что следует эту ручку поцеловать.

Заза почтительно коснулся самых кончиков пальцев, как бы извиняясь, что не может приложиться к ручке.

Мадам Эленэ эту привычку сохранила еще с тех времен, когда была оперной певицей. Давно оставив сцену, она не расставалась с приобретенными там манерами. Гостей она встречала, как поклонников, прорвавшихся за кулисы. Она по-прежнему считала себя незаурядной певицей и в своем уходе со сцены винила семью.

«Дети, вы же знаете, что такое дети? А муж, вы же понимаете, что такое муж? — говорила она обычно каждому гостю и таинственно шептала на ухо: — Вас ожидает сюрприз, разумеется, если вы будете паинькой!» «Паиньке» могло быть семьдесят лет, она обращалась со всеми одинаково.

«О-о!» — как можно восторженней хлопал в ладоши гость… — «Тсс!» — Эленэ прикладывала палец к губам и уходила, провожаемая тоскливым взглядом жертвы — гость отлично знал, какой сюрприз его ждет: если все будут «паиньками», Эленэ им споет.

— Как вам спалось, мамочка? — почти с благоговением спросил Торнике.

— Зачем вы вышли из дому, здесь ведь холодно, — забеспокоилась Лизико.

— Скажите, дети, во что вы играете? — Эленэ обращалась с ними, будто они на самом деле были детьми и должны были ответить так: «Мы играем в песочек!»

Магда направила фонарь на хозяйку:

— Как вам подошел кикетский климат, тетя Эленэ?

— Неплохо, я сама замечаю, что он мне подходит, — Эленэ склонила голову набок и снисходительно улыбнулась, словно благодарила зал за бурные аплодисменты.

— А морской климат вам подходит? — опять спросила Магда.

— Ах, моря я не выношу, непременно болею.

Заза испугался, что Торнике и Лизико разорвут Магду на куски, но, глянув на них, успокоился: они не сводили с матери восторженных глаз.

— Пойдемте в дом, дети, выпьем чаю, и я угощу вас вареньем.

«Неужели правда? Варенье? Как мы рады! Как мы рады!» — наверно, такого ответа она ждет от нас, подумал Заза, и в ту же минуту Магда радостно захлопала в ладоши:

— Как мы рады, как мы рады!

Заза чуть было не расхохотался вслух.

Теперь все вокруг было видно как нельзя более ясно — в небе сияла полная июльская луна. Они направились к дому. Впереди шествовала мадам Эленэ. Она о чем-то разговаривала со следовавшей за ней по пятам Магдой, однако казалось, что разговаривала она не с ней, а с кем-то идущим впереди: она ни разу не обернулась к Магде. Временами она громко хохотала, смеху исправно вторил деланно огорченный голос Магды: «Ах, что вы говорите, тетя Эленэ, не может этого быть!»

Заза не слышал, о чем они говорили, потому что Лизико шла рядом с ним и со смехом рассказывала, как не любит Торнике просыпаться по утрам.

— Бадри! Бадри! — хохотала Эленэ.

— Что вы, что вы, тетя Эленэ!

— А я его обливаю водой, — говорила Лизико.

— Бадри! Бадри! Бадри!

— Да-да, тетя Эленэ!

— Кричит: почему вы меня разбудили!

— Бадри! Бадри! Бадри!

Интересно, так ли громко Эленэ произносила это имя. Или ему это просто казалось. Но почему это его задевало?

Заза смотрел на Лизико, даже кивал ей, когда это было нужно, но слышал он только это имя: Бадри!

— А потом сломя голову бежит на автобус, — смеялась Лизико.

Они поднялись на балкон. Хозяйка, все так же смеясь, быстро собрала на стол. Впрочем, она забыла про чайные ложки, а потом оказалось, что не поставила сахарницу. Тем не менее она не позволяла девочкам ей помогать и хлопотала с беспечностью женщины, которой обычно не приходится заниматься хозяйством.

— Тетя Эленэ, а варенье? — спросила Магда.

— Ой, про варенье-то я и забыла! А какое ты любишь? — она лукаво погрозила пальцем Магде, как бы продолжая начатый ранее секретный разговор.

Дверь в комнату была открыта, но там стояла такая тишина, будто в ней никого не было.

— Георгий, иди пить чай, — позвала Эленэ мужа.

Ей никто не ответил.

Заза знал, что Георгий не станет с ними пить чай. Он никогда не выходил к товарищам сына. Не показывался он и тогда, когда они еще учились в школе, и после того, как они окончили институт, и даже теперь, когда все поступили на службу.

Неприятное чувство всегда уносил Заза из этого дома. Здесь их считали вечными детьми, разговаривали с ними полусерьезным тоном, но надо быть верным истине — у них выспрашивали все подробности их жизни, наверное, для того, чтобы «дети» не совершали поступков, вредных для общества и семьи.