Дворец Посейдона

— Замолчи! — снова закричала Мари, пытаясь убежать, но Мито схватил ее за руку и остановил. — Оставь меня, — Мари почти плакала. — Пусти!

— Отпустить, да? Хорошо…

Он крепко держал ее за плечи, тряс изо всех сил и кричал:

— Уходишь, да? Уходишь? Уходи! Уходи!

Мари уронила сумку и зонтик. Красная хурма покатилась по земле.

Внезапно Мито отпустил ее, и Мари, не устояв на ногах, опустилась на колени и затем упала вперед, в лужу. Это все произошло так неожиданно, что никто не успел ей помочь.

Мито вдруг отрезвел и протер глаза, как бы очищая от присохшей к ним грязи. Он бессмысленно огляделся по сторонам, махнул рукой и ушел.

Не пройдя и десяти шагов, он снова обернулся, хотел что-то сказать, но не смог.

Леван обо всем узнал поздно. Он был удивлен и не хотел верить. Возвращаясь домой, он зашел к Мари. Мари сидела в полутемной комнате за столом. Леван присел на стул рядом. Он молчал, молчала и Мари. Так они долго сидели молча. Леван взял руку Мари, чтобы она почувствовала, что он с ней. Рука у Мари была безжизненная, слабая. И вдруг Левану захотелось открыть дверь и показать всему городу, что он вместе с Мари, потому что жалеет ее.

— Никто не живет на звездах, — начал он тихим, дрогнувшим голосом. — Никто! Жизнь существует только на земле, только здесь можно дышать. И ничего не поделаешь, за это приходится дорого платить. Вот ты хорошая девушка, любишь мечтать, а мечты похожи на полет. А разве тот, кто летает, не должен помнить, как больно падать на землю. Мари, раньше и я думал, что на земле существует только день, потому что ночью я спал безмятежным сном. Но потом я увидел и ночь. Это когда мы не видим, как смеются и плачут другие, когда мы становимся жестокими. Но жизнь, и днем и ночью, существует только на земле. Не плачь, не надо, никто не живет на звездах…

Но Мари не плакала, широко раскрытыми потухшими глазами она смотрела куда-то вдаль.

Леван сам не знал, зачем он говорит ей все это. Разве его слова могли утешить Мари?

Ночью он написал обо всем Элисо. Элисо приехала через три дня. Она почему-то все время деланно улыбалась.

— Что случилось? — спрашивал ее Леван. — Что с тобой?

— Ничего… Ничего…

Они сидели в комнате Левана. На дворе шел дождь.

Вдруг прогрохотал поезд, он встряхнул домик и заглушил шум дождя.

— И ты уверяешь меня, что в этом аду ты хорошо поработал и что-то написал? — проговорила Элисо.

Наутро Леван перебрался в гостиницу. Потом Элисо попыталась увезти его в Тбилиси, но тут уж Леван не уступил:

— Я, между прочим, сюда приехал по делу!

Элисо уехала.

Неделю спустя

Когда Леван вошел в палату, Мари отвернулась к стенке. Леван молча сел у кровати. Он сидел и ничего не говорил. Да и что он мог сказать! Он смотрел на распущенные волосы, на похудевшую шею с пульсирующей голубой жилкой. Плечи Мари задрожали, и он понял, что она плачет. Понял, что Мари стыдится его. То, что с ней случилось, так было непохоже на все, о чем они говорили и мечтали. Но почему же бывает, что человек стыдится своего несчастья? Может, потому, что в этом мире он чувствует себя одиноким и боится, что его никто не поймет?

«Что это со мной приключилось, Леван? — казалось, спрашивала Мари. — Ты оказался прав, на звездах действительно никто не живет, А я думала… Но все же что произошло со мной?»

— Не надо плакать, Мари, — шептал Леван, — не надо…

И сердце Левана наполнилось чувством какой-то вины за все, что произошло с Мари.

— Мари! — произнес он громко. — Прости меня!

Мари повернулась, взглянула на него глазами, полными слез, и положила ему на колено руку. Рука была такая легкая, словно сухой осенний лист опустился к нему на колено.

5

Когда Леван очнулся от мыслей, он сидел в своем подъезде, на лестнице. Он встал, достав из кармана ключи, отпер дверь. Элисо спала. Леван вышел в другую комнату и включил свет. Часы показывали половину второго. Он сел за стол, вложил лист бумаги в пишущую машинку и стал печатать. Он печатал долго, не поднимая головы, как будто спешил, боялся потерять нить. Наконец-то он мог печатать прямо, без передышки. Почти все было продумано. Он знал, о чем должен написать.

Утром он проснулся поздно.

Элисо куда-то ушла.

Не позавтракав, он быстро оделся и вышел на улицу.

Хотя весна еще не вступила в свои права, но уже чувствовалось, что зима сдается. Улица была полна народу — весной всех тянет из дому. И весна всегда похожа на праздник, когда в людях рождается желание всем вместе выйти на улицы.

БЕЛЫЙ ДЫМ

Гора Безмозглая

Наш дом стоял посреди поля. Чуть поодаль высилась полуразрушенная старинная башня. На окраине поля — три кипариса, за кипарисами каменный домик, крытый черепицей. В домике жила тетя Тасо.

Если я попадался ей в руки, она меня затискивала и зацеловывала до одурения.

— Ребенка тебе надо, своего! — говорил ей дед Закара и вел меня в дом.

Дед Закара — высокий. В руках он держал длинную самшитовую палку, на голове у него круглая тушинская шапка, выцветший архалук подпоясан узеньким пояском с серебряными бляшками.