Дворецкий в Белом (СИ)

— Конечно их нужно наказать! — завуч достал абсолютно всех, — Мы не отвечаем за дворецких вне школы!

— Статья об оставлении на произвол судьбы. Но на половину вы правы. А вы, Инспектор?

— Я понимаю, что могу быть наказан, и готов ответить перед законом.

— Вы достойны похвалы.

Далее вышли несколько сотрудников школы, но их рассказы на деле повествовали о платных учениках, нежели о сиротах–бюджетниках, что подсудимый легко заметил. Следующие попытки как–либо приукрасить жизнь учеников школы были достаточно жалкими, чтобы звучать максимально неубедительно. Их уже никто не слушал.

Всех интересовала папка.

— Спасибо за ваши показания, Кеске–сан. Если на этом всё, предлагаю изучить эту папку, — казалось, серая папка покрылась блёстками, — И зафиксировать или опровергнуть те случаи, за которые мы можем осудить подсудимых, если этому есть необходимые доказательства.

На этой ноте судья начал чтение, и, постепенно, замолчали все. Тут и в правду были описаны подробности жестоких избиений, отвратительных телесных наказаний и других вопиющих случаев, иногда выходящих за рамки известном людям жестокости.

Одному дворецкому выжгли слово «слуга» на спине за плохую сервировку стола. Он подал не тот чай.

Трёх других отправили в больницу в качестве доноров почек ради денег. Очевидно, почему они не могли отказать. Такая процедура была не редкой.

Мужская проституция? На полставки в качестве меры воспитания.

Представьте что–то жестокое, что не лишает жизни и здоровья конечностей, но оказывает некоторый физический вред, ломает психику и, в некоторых случаях, приносит левым людям деньги. Представили? Это здесь есть. Всё это здесь есть.

Главное, чтобы эти парни работали, а само «воспитание» могло быть любым.

Уши не то, что вяли, а полностью обваливались, стремясь убежать из комнаты. Директор, внезапно, уснул (или сделал вид, что спит), а воспитатель только–только вышел из истерики и замолк. Адвокат постоянно что–то говорила, но на неё нападала разъярённая толпа. Судья, даже если это против правил, не хотел это останавливать, но должен был спросить о дополнительной информации.

Толпа молчала, завуч смирился (всё ещё надеясь на условно–досрочное), а адвокат вновь попыталась осудить факты, описанные в папке, но всё, что она сказала, разрушалось одним словом Сагуру, коротким убедительным доводом от Тайко или перечитыванием упомянутого отрывка от Иуоо. Женщина тоже не сдавалась, поглядывая на каждого из подсудимых, но субъективные зрители перешли на личные оскорбления.

В этом театре абсурда не хватало только гнилых помидоров.

— Все, сказанное здесь принято во внимание. Суд удаляется для принятия решения.

Зрители зашептались между собой, а адвокат беспомощно вздохнула. Ей и так не много заплатили, а теперь она точно не получит обещанные «призовые» от бизнесмена или новую работу.

***

Хлопок двери, и судьи покидают комнату для совещаний. Иуоо подходит к своему месту и громко произносит текст, которого ждали абсолютно все, кроме подсудимых.

— Решение суда постановляет признать Миуру Хисё, Сакая Уйтиро и Фурукава Иона виновными по статьям № 106, 155, 162, 165, 172, 176, 177, 178, 181, 197, 204, 205, 206, 208–1, 208–2, 217, 218, 219, 220, 222, 223, 224, 226 уголовного кодекса Японии и приговорить всех троих к пожизненному заключению. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Подсудимые, последнего слово?

После объявления приговора, никто из арестованных так и не нашёлся что сказать.

Дальше лишь формальности, ускоренные гневными криками толпы. Наверное, единственными спокойными всё ещё оставались лишь женщина с пучком и парень двадцати лет рядом с ней. Сама Аоко разговорилась со старушкой справа от себя в разъярённом возмущении, а толстый мужчина с другой стороны настолько разорался, что пару раз ударил студентку полицейской академии по спине.

Под этот гомон и крики подсудимых увели, а толпа потихоньку разошлась. Женщину с пучком задержали в дверях, и она осталась, а молодая пара помахала ей, прощаясь, и спешно удалилась. Аоко же встала минутами позже, дожидаясь отца, который дожидался Даичи, что ждал Сагуру, а за последним, по очевидным причинам, последовала Акако.

Вся эта компания ни на секунду не затыкалась о суде, пока все не разошлись по домам.

«Нет, это был не театр. Цирк–шапито — не меньше», — усмехнулся Иуоо, расстёгивая верхнюю пуговицу пиджака и укладывая серую папку в архив.

***

— Успокойся, успокойся. Это только твое третье дело, всё в порядке, — женщина с пучком вытерла слёзы адвоката–новичка.

— Но я так мало…

— Говорила? Да, но ты старалась. Тем более то, что ты взялась за дело, от которого все отказались — признак деловой хватки, — Таю понимала, что не может сказать «семпаю» о личных мотивах, а нажаловаться на малую сумму — стыдно для новичка. Девушка просто бросилась на женщину.

— Эри–сенпай! — Эри погладила девушку по волосам. Какими мразями не были преступники, девушку стоило пожалеть.

— Мидори–сан, чаю.

— Сейчас, — когда секретарь ушла, Таю подняла глаза. Её дрожащий голос тихо спросил:

— Проводите меня до дома? — но женщина неудобно замялась.