Впрочем, однозначно утверждать, что это был истерический выплеск экзальтированного юнца было, всё-таки, неверным поступком. Поэтому сейчас Бенкендорф, отодвинув все свои дела, детально разбирался с этим происшествием буквально выворачивая корнета наизнанку. Плюс, расследование в данный момент велось и против семьи этого идиота и, судя по тому как оно велось — простыми извинениями или обычной опалой там дело точно не ограничится… Кроме того, это покушение, похоже, привело к ещё одному результату. Поскольку уже на первом этапе выяснилось, что огромное влияние на корнета оказал его гувернёр — беженец из бурбоновской Франции, Бенкендорф инициировал тотальную проверку всех приближённых слуг российской элиты. Причём просто проверкой дело не ограничилось — уже пошли и задержания. А это, в свою очередь, вызвало повальный отток из Санкт-Петербурга европейской прислуги — французов, англичан, шведов, итальянцев, швейцарцев и так далее (да-да, гастарбайтеры в России нынче были не только из англичан). Немцы пока держались, но оные в России, в отличие от остальных как-то и не считались иностранцами — в тех же прибалтийских губерниях они составляли едва ли не треть населения, да и на Волге их после матушки-Екатерины жило преизрядно… Так что круги, запущенные бунтом на Сенатской площади всё ещё расходились и расходились по стране, и конца-края этому пока видно не было.
— Ну что смотришь — стыдно стало?- сердито вопросил Николай.
— Да ни капельки!- не менее сердито отозвался Данька.- Ты меня с дела сорвал, причём попусту…
— Покушение на императора — это по-твоему попусту?
— Да какое это покушение⁈- возмутился бывший майор.- Тем более, что я тебе давно уже говорил, что надобно не гвардейские караулы на охрану ставить, а специальную службу охраны организовывать — а ты всё тянешь!
— Никогда русский император не будет заслоняться охранниками от своего народа и своей гвардии!- гордо вскинул голову Николай. А бывший майор досадливо сморщился. Он знал, что для молодого императора это не просто слова — читал об этом в оставленном будущем. И о том, как Николай I гулял с собакой в одиночку по Летнему саду и улицам Питера. И как встретил однажды одинокую телегу с гробом, которую сопровождала старушка, каковая на вопрос императора, которого она сразу не признала, ответила, что хоронит своего квартиранта — отставного солдата, у которого не осталось никаких родственников, после чего тот снял с головы треуголку и со словами: «Нет, мать — есть у него родственник. Император всем своим солдатам — отец», вместе с ней пошёл за гробом. После чего к процессии стали валом присоединяться прохожие. Так что на кладбище уже вошла целая толпа… И как в конце сороковых годов, когда в Петербурге
— Значит жди очередную табакерку по голове!- зло отрезал он…
Короче они поругались. Похоже, не смотря на всё то хладнокровие, с которым Николай действовал в момент покушения, по психике, ещё с детства расшатанной фактом убийства отца, а также истерическим страхом перед подобным старшего брата Константина, категорически отказавшегося из-за него от императорской короны, и усугублённой случившимся чуть больше года назад декабрьским бунтом, оно ему всё-таки дало нехило. Вот он и повёл себя будто испугавшийся ребёнок…
Так что вечер закончился тем, что Данька, не став останавливаться в своём уже окончательно отремонтированном доме на Невском проспекте, уехал на вокзал, а затем и к себе в Сусары.
Добравшись до своего дома, он принял душ и завалился на кровать, уставившись в потолок.