Дворянин

На следующий день бывший майор разбирался с художниками, составив им целую программу, согласно которой они сначала проведут несколько дней, делая зарисовки на заводе, на который как раз приползла на обслуживание «кракозябля», затем, когда её обслуживание закончится — вместе с ней вернуться на стройку и сделают зарисовки там, выбирая, естественно, наиболее живописные места, а после этого — отправятся на Салдинскую дорогу и уже на ней будут рисовать нормально действующую дорогу с капитальными мостами и кое-где оставшимися весьма живописными временными эстакадами, а так же паровозами, тянущими длинные грузовые составы. Плюс он раскрутил их на то, что в советском изобразительном искусстве именовалось: «Портреты людей труда».

Поначалу художники отреагировали на его идею весьма прохладно. Они вообще были слегка раздражены этой поездкой. Стипендиатов Академии художеств обычно отправляли учиться живописи в солнечную Италию, а вот их группе не повезло — их откомандировали в эту ужасную российскую глушь. На Урал. Так что «Портреты людей труда» у них особенного энтузиазма не вызвали… Но когда Даниил пообещал, что через Николая выбьет из Академии заказ на большую, академическую картину «Строительство Уральской горнозаводской дороги» размером где-то с пока ещё не написанное «Явление Христа народу» — всё резко поменялось. Потому что такие полотна считались вершиной художественной карьеры. И возможность получить подобное сейчас, практически на её старте, дорогого стоило. А когда он, наконец, развязался с художниками, к нему подошёл немного полный господин гражданского вида.

— Добрый день! Разрешите представиться — штаб-ротмистр в отставке 3-го Сумского гусарского полка и служащий Министерства иностранных дел по Азиатскому департаменту Павел Львович Шиллинг.

Данька недоуменно воззрился на него.

— М-м-м… чему могу помочь? Ах да — Даниил Николаев-Уэлсли, Управляющий строительством Уральской горнозаводской железной дороги.

— Да-да, я знаю,- торопливо кивнул тот.- Что же касается помощи, то-о-о… я обратился Его Высочеству Великому князю Николаю с просьбой о протекции,- и он протянул Даньке письмо.- Дело в том, что Его Высочество сейчас занят организацией на базе Лейб-гвардии Сапёрного батальона — Лейб-гвардии Железнодорожного батальона. А я ранее вместе с Сапёрным, шефом коего он является, проводил опыты по дальнезажиганию,- тут он понял, что Даниилу это слово ничего не говорит и пояснил:- Ну это когда пороховые мины подрываются по проводам с помощью электричества… Так вот, Его Высочество предложил мне вернуться на службу и вступить в его новый батальон. Но я ничего не понимаю в железнодорожном строительстве. Однако, Его Высочество упомянул при мне, что у вас есть некоторые идеи насчёт создания вдоль железной дороги специального электрического телеграфа. Для упрощения организации движения… А у меня мысли об электрическом телеграфе бродят ещё с восемьсот двенадцатого года. Ну со времён тех самых опытов по дальнезажиганию. Я, знаете ли, очень интересуюсь электричеством… Вот я и напросился приехать сюда дабы поговорить с вами и…- а Данька слегка завис. Ну да, он писал Николаю как сложно разгребать всё, что тут творится без надёжной связи, в сердцах упомянув «хотя бы телеграф»… и, вроде как, в его описании этого самого телеграфа проскакивало прилагательное — электрический. Но это ж так, к слову. Поскольку бывший майор точно помнил, что электрический телеграф придумал немец Сименс и гораздо позже. А тут какой-то Шиллинг. Впрочем… а почему бы и нет? Тоже ведь немец. Ну а если серьёзно — хрен знает что получится, но если есть под рукой вот такой энтузиаст — чего бы не попробовать. В конце концов с любителем всё пробовать на язык — Карлом у них уже многое получилось. Сейчас тот вообще над попыткой создать нитроглицерин мучается уже год с лишним. Уж больно тяжко без нормальной взрывчатки.

— Э-эм… Павел Львович, очень рад. Я, как бы, сейчас несколько занят, но давайте уговоримся на завтрашний вечер. Жду вас у себя дома. Поговорим…

Глава 4

— Здорово! А, вот скажем, «фита»?

Шиллинг снова взялся за громоздкий, раза в три с лишним больше, чем те, что встречал бывший майор в своей прошлой жизни, телеграфный ключ и выбил короткую «морзянку». То есть, вернее, «шиллинговку». Потому что очень вероятно Морзе здесь теперь ничего не светит. Зачем кому-то может понадобиться «Азбука Морзе» если уже есть очень удобная и простая «Азбука Шиллинга»? Насколько она совпадает с изначальной азбукой Морзе — бывший майор не знал, поскольку сам ею не владел. Так что от Морзе был взят только принцип: кодирование букв и цифр с помощью всего двух знаков — точки и тире. Поэтому насколько «Азбука Шиллинга» совпадает с «Азбукой Морзе» можно было только догадываться.