Дворянская дочь

Я целую тебя, моя милая дочурка, и с нежностью прижимаю тебя к сердцу. Из всех почестей, доставшихся мне, из всех верных дружб, выпавших на мою долю, из всех любовных слов, которые мне расточали и на которые я так мало отвечал, из всего, что люди так страстно желают, а я имел так много, не тратя никаких усилий, — из всего этого величайшей наградой в моей жизни была дочерняя любовь. Она со мной и сейчас, когда все прочее исчезло, и я унесу ее с собой. Свет твоих изумительных глаз падает на эти строки, и я счастлив этим. Великий Боже сохранит тебя, моя Татьяна. Прощай.

Твой папа“.

Я долго сидела, неподвижно глядя на письмо, и заливаясь слезами. Не показывая его Алексею — в этот момент я не могла объяснить ему папино упоминание о моем возлюбленном, я сложила письмо и сунула его за пазуху рядом с револьвером.

— Папа спокоен, — сказала я, — он ждет смерти. Они собираются казнить его?

— Да. И вас вместе с ним, Татьяна Петровна, если вы не уедете сейчас же. На этот случай у меня есть фальшивые документы. — Он полез во внутренний карман пальто.

— Алексей, вы не должны были этого делать! Они, должно быть, стоили целое состояние.

— Это теперь не имеет значения.

— Но мой побег уже организован, и он связан с планом спасения отца. Я пришла попрощаться.

Бедный Алексей стал запинаться:

— Я... очень, очень счастлив за вас, — Боже, каким несчастным он выглядел! — Я могу только молиться, чтобы все прошло хорошо... и чтобы я смог увидеть вас снова при более счастливых обстоятельствах...

— Я уверена, что мы встретимся снова. Разве не связаны наши жизни так странно и непостижимо? Однако как, где, когда — кто может сказать это? Вы уедете немедленно?

— Мне не угрожает опасность. Я дождусь освобождения Польши от немецкой оккупации. Война не может продолжаться долго. Вы сможете найти меня через Варшавский университет, если я не найду вас первым.

— Я желаю вам безопасного пути, счастья, славы, всего, что вы заслуживаете, дорогой Алексей. И спасибо вам за все, что вы для меня сделали, за все, что вы для меня значили.

Теперь, в минуту расставания, я так много поняла! Я смотрела в эти живые глаза, а они так сверкали за школьными очками, что я наклонилась и расцеловала его в обе щеки по русскому обычаю. От волнения у него задрожал подбородок.

— Татьяна Петровна... — Он резко вскочил на ноги, когда я поднялась.

Но я повернулась и быстро пошла из парка.

Федор присоединился ко мне в воротах парка, и мы отправились к Николаевскому мосту. Едва мы дошли до него, как к нам подскочил уличный мальчишка. Его широкий нос был задран кверху, а круглое лицо было живым и забавным. Когда я подозвала его, он протянул руку и сказал:

— Подайте копеечку, барышня, а я вам историю расскажу. Только пойдемте другой дорогой.

Я положила несколько монет в его ладонь и повернула обратно, к Васильевскому острову.

— Ну что за история?

— Несколько матросов пришли к особняку Силомирских, — ответил он, — прямо в конюшни, где они нашли Семена и маленькую старушку. — Где ваша хозяйка, бывшая княжна Силомирская? — спросили они. — А что вы собираетесь с ней делать? — спросила старушка. Один из матросов рассмеялся. — Завтра на рассвете она и ее отец будут расстреляны. Теперь говорите, где она, или мы вас поджарим на медленном огне, — и он схватил старушку. — Ее здесь нет, и где она я не знаю, да и какое мне дело до этого. Уберите от меня свои грязные лапы! — Он отпустил ее, и матросы пошли к большому дому, круша и ломая все вокруг. Наконец они уехали, но забрали с собой Семена. А старушка сказала мне: „Беги встреть княжну на Николаевском мосту со стороны острова и скажи ей, чтоб не приходила домой. За нами следят“.

— Увлекательная сказка, — сказала я. — Ты можешь найти сокола?

— Пожалуй.

— Тогда пойди и расскажи ему эту сказку слово в слово и добавь, что я буду у Лукоморья. Запомнишь?

— У Лукоморья, — он вскинул свое озорное лицо.

Я поцеловала его, и он ускакал, насвистывая. Я продолжала идти на север, пересекая остров.

— Федор, — сказала я, — вернись не спеша и, как стемнеет, приведи няню в этот дом на Малом проспекте. — Я дала ему адрес, указанный Майским. — Они будут вас ждать. Вас высадят на берегу у дачи Силомирских. Я буду ждать у березовой рощи, у потайной бухточки, где я обычно пряталась, когда была маленькой. Помнишь?

— Помню, Татьяна Петровна.

— Хорошо. Если вас остановят, ты глухонемой. Пусть говорит няня. А теперь иди.

На лице этого великана, которое в другое время могло так восхитительно выражать абсолютную пустоту, сейчас отражалось упорное сопротивление.

— Иди, — повторила я, и только тогда он повиновался.

Я продолжала свой путь к месту встречи. Маленький белый домик поблизости от Смоленского кладбища стоял на краю поля, в нижней части сада с кустами сирени, огороженного штакетником.