Дворянская дочь

— Ясновельможная пани, прибыл наш господин!

Тетя сняла маску и перчатки и попросила хирурга извинить нас Мы только что закончили операцию и поспешили в центральный вестибюль. Князь вошел, ступая, как лунатик, в сопровождении троих штабных офицеров, еще более заторможенных, чем он. Все четверо были покрыты рыжей пылью.

— Как, ты еще здесь, Софи? — с отчаянием спросил дядя по-английски. — Немцы уже в Йозефове, они будут здесь с минуты на минуту.

— У нас пока все спокойно, как видишь. — Она взяла его за руку. — Входите и отдохните, князь.

— Не могу... мне нужен кофе... чтобы дать распоряжения... — Но он позволил тете Софи увести себя, поприветствовав меня легким кивком и лаконичным: „Стиви с людьми во дворе“.

Я вышла на галерею и увидела странную картину. По всему двору и на зеленом берегу пруда словно заколдованные лежали и стояли мужчины и лошади. Все еще оседланные и навьюченные лошади выгибали шеи, сильно вздрагивая и переступая ногами; другие натягивали поводья, стремясь напиться из пруда. Мужчины растянулись на траве или стояли, прислонившись к своим лошадям. У многих вокруг рта были повязаны от пыли платки, у некоторых были перевязаны головы или руки.

Несколько офицеров энергично двигались среди этих оцепеневших фигур. Я подошла к самому энергичному, очень высокому, широкоплечему молодому поручику, который за шиворот поднял сержанта и с яростью приказывал:

— Сержант, если вы сейчас же не отведете своих людей в деревню и не разобьете на пастбище бивак, то я вас высеку, слово Веславского.

— Есть, пан поручик. — Сержант стал поднимать своих солдат.

— Пан поручик, — обратилась я шутливо почтительным тоном. Стиви обернулся и взглянул на меня точно так же недовольно, как его отец смотрел на мать.

— Как, ты здесь?

Мое сердце упало.

— Чем я могу помочь, Стиви?

— Если хочешь, можешь принести воды, чтобы поднять этих ослов!

И, отвернувшись, он, казалось, вовсе забыл о моем существовании.

Наконец, эскадроны отправились располагаться на отдых. С наступлением темноты вся местность вокруг замка озарилась их кострами. Знамена были сложены в подвалах замка, временно отведенных под штаб полка, и все командиры эскадронов явились с донесениями к своему полковнику. Стиви был назначен дежурным по штабу и пришел с рапортом после наступления темноты. Мы с тетей Софи встретили его в вестибюле. Она протянула к нему руки, но он уклонился.

Мать поняла причину его сдержанности:

— Я понимаю, ты стесняешься своего вида, но это пустяки, мой мальчик.

В смущении он потупился, и каштановая прядь упала ему на глаза совсем, как прежде Она порывисто притянула к себе его голову, целовала его в небритые щеки и шептала нежные слова, как когда-то в детстве.

Он обнимал ее за плечи и повторял по-английски и по-польски:

— Mother, matka, мама, мамочка.

Солдат снова превратился в мальчика. Я была растрогана этой сценой, однако почувствовала нечто вроде ревности. „Всегда ли он будет любить меня так, как любит мать?“ — спрашивала я себя, вспоминая его недавнюю холодность.

— Вы, кажется, поссорились? — спросила моя чуткая тетя.

— Я был груб с Таней.

— О, нет, ты был просто очень занят, — ответила я и почувствовала, что все хорошо, все по-прежнему.

Стиви устало улыбнулся мне в ответ, потом покачнулся, словно пьяный, и, не удержавшись, зевнул.

— Стиви, сейчас же ступай в постель. — Тетя Софи взяла его под руку.

— Я должен явиться к полковнику с рапортом.

— Твой отец уже в постели. Танюся, возьми его под руку. Адам! — позвала она рыжего денщика, храпевшего на вещах своего командира.

Адам вскочил, спросонок вообразив себя, как прежде, камердинером. — Что желает ясновельможная пани? — Затем, спохватившись, он взвалил вещевые мешки на плечи.

Мы отвели Стиви наверх. После этого, уложив его в постель, тетя зашла ко мне.

— Он спит? — спросила я.

— Как дитя. Я помолилась за него.

— Тетушка, вы обратили внимание, его волосы по-прежнему вьются?

— Да, бедный Стиви, это так раздражает его. — Она улыбнулась, и взгляд ее стал печален. Я знала, она тоже думала о том, как может война искалечить ее единственного сына.

— Тетушка, родная, что все это значит? К чему эта война?

— Ох, не знаю, дитя мое, мы, женщины, ничего в этом не смыслим. Война — невыносимое испытание, но ее нужно пережить. Я думаю, что жизнь — это испытание силы духа и мужества. А теперь иди спать. Послезавтра мы должны эвакуироваться.

— Ах, Боже мой, но ведь это же ужасно — оставить Веславу врагу!

— Что ж поделаешь, Танюся, это война, придется и с этим смириться. Но сегодня мой Стен дома, и поэтому все, кажется, не так уж плохо.

„Так вот, что такое жизнь, — думала я, лежа в темноте, после того как тетя ушла, поцеловав меня. — Постоянное испытание силы духа и мужества“.

Для Стиви час испытания настал на поле боя. Испытания, уготованные мне судьбой, еще впереди — в полевом госпитале.

А что ожидает нас после войны, когда мы поженимся? Стиви будет трудиться на благо своего народа, после того как государь дарует Польше обещанную им свободу. Ведь не может же отец Таник взять свое слово обратно!