Дворянская дочь

— Я уверена, что Его Величеству это не нужно, но он не желает нарушать старинный обычай.

Алексей перешел опять на английский с его идиоматическими выражениями.

— Ну, я бы скоро с этим покончил. Никаких «величеств», просто сэр или мадам, как у дяди Джорджа и королевы Марии. — «Дядей» мальчик называл кузена своего отца.

Я подумала о том, что моему отцу было бы приятно узнать, что наследник выбрал себе за образец английскую королевскую чету.

— Ты будешь современным монархом, — сказала я.

— Современный монарх. Хорошо звучит, повтори-ка еще раз.

Я повторила, скорчив при этом гримаску Его Императорскому Высочеству.

Алексей рассмеялся.

Помимо забот о том, чтобы он постоянно пребывал в спокойном состоянии, главной моей задачей было развеселить Алексея, заставить его смеяться. И когда в конце недели Нагорный ввел мальчика на чаепитие во внутренние покои матери, Ольга Николаевна решилась сказать:

— Маленький поправился благодаря тому, что Тате удавалось его рассмешить.

На следующий день Александра в присущей ей сухой манере поблагодарила меня за мои заботы об Алексее и милостиво разрешила мне вернуться к моим «более неотложным обязанностям».

Я пошла проститься с Алексеем.

Спускаясь вниз с детской половины, я повстречалась со скороходом, попросившим меня следовать за ним в рабочий кабинет государя. Я удивилась, так как детям никогда не дозволялось входить в рабочий кабинет отца, но тем не менее с некоторой робостью последовала за ним. Государь всегда обращался со мной очень тепло, почти как с дочерью.

В самом конце коридора, сразу за комнатой флигель-адъютанта, дежуривший у входа в рабочий кабинет государя арап отворил дверь, впуская меня. Кабинет представлял из себя небольшую комнату, обставленную строгой мебелью из темного дерева и кожи темного цвета. Рабочий стол государя содержался в идеальном порядке, на низком книжном шкафу стояли бюсты и портреты членов семьи. Государь сидел возле единственного окна и курил. Он указал мне на кресло, стоявшее возле низенького столика по другую сторону от него, и после нескольких слов о наследнике попросил меня рассказать поподробнее о моей работе в полевом госпитале.

Я рассказала ему обо всем столь же откровенно, как если бы говорила с отцом. Я не стала рассказывать государю о ранении моего кузена, но все же воспользовалась случаем и не преминула упомянуть о доблести веславских улан.

— Да, блестящий полк, — согласился государь, — продолжай.

И когда я закончила, государь промолвил:

— Это ужасно, ужасно! — В его мягком голосе слышалось глубокое сострадание. — Но мы должны побить немцев, чего бы нам это ни стоило.

А нельзя ли, подумала я, вместо того чтобы заставлять своих солдат сражаться до последней капли крови, собраться вместе правителям воюющих стран и заключить мир? Если солдаты в окопах устраивают братания между сражениями, то почему бы главнокомандующим, отдающим боевые приказы, сидя в безопасности в своих генеральных штабах, не дать приказ о прекращении огня.

Государь задумчиво смотрел в окно.

— Ах, Таничка, если бы ты только знала, — он снова обернулся ко мне, обращаясь по-русски, — как я завидую твоему отцу. Как было бы хорошо командовать своими верными войсками, смотреть в лицо врагу. Я же… я могу рассчитывать лишь на горсточку верных слуг, а мои незримые враги — повсюду. Но все в руках Божьих. — Он отложил папиросу и прошептал: — Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия, впрочем, не как Я хочу, но как Ты.

Я испытывала какое-то двойственное чувство: симпатию к этому чувствительному, доброму человеку, поневоле ответственному за страдания миллионов, и страх за дорогих мне людей и мое отечество, в эту опасную минуту управляемых человеком, облеченным властью, но не имеющим властного характера.

— Ну что ж, Таничка, — уже спокойным тоном проговорил государь и встал, — нам обоим пора в путь. Я мог бы довезти тебя до Ставки в своем поезде, но знаю, что Анна Владимировна хотела бы повидаться с тобой. Благодарю тебя за все, ты славная девушка. — Он обнял меня, и я удалилась.

Я поняла, что мне следует покинуть двор. Но когда я уложила вещи и совсем уже приготовилась к отъезду, меня пригласили в апартаменты императрицы. Там, в присутствии дочерей, Александра повесила мне на шею медальон с портретом наследника в оправе из драгоценных камней и поцеловала меня.

Анастасия захлопала в ладоши, на щеках Марии вспыхнул румянец. Ольга Николаевна крепко обняла меня, но, взглянув в темно-синие глаза Татьяны, я почувствовала, что никто из них не был так доволен, как моя сдержанная подруга.

Государь был прав: я не могла вернуться в Минск, не повидавшись с бабушкой.

Во время моего короткого пребывания в Петрограде мы присутствовали на бенефисе Шаляпина в «Борисе Годунове». Бабушка не позволила мне надеть форму сестры милосердия. Няня, немилосердно расчесывая мне волосы, приговаривала при этом, что они стали словно желтая пакля. В непривычном туалете я почувствовала себя, как актриса, наряженная принцессой.