- Придурь!? - зарычал Шотан, потрясая кулаком. Левой рукой он выхватил кинжал и одним движением всадил его в стол, прибив к драгоценному дубу широкое блюдо из не менее драгоценного орихалка.
- Да я посадил на трон этого…! – начал было граф, но Курцио сделал неожиданно быстрый шаг и прикрыл пальцами губы хулителя. Со стороны движение казалось доверительно-порочным, однако порока в нем не было ни на маковое зерно.
- Не каждое слово достойно того, чтобы вырваться на свободу, - строго заметил Курцио. – Некоторым лучше оставаться в плену сомкнутых уст.
Островитянин убрал руку и незаметно вытер пальцы, сжатые щепотью, о тонкий манжет рукава.
- Нас все равно никто не услышит, - сварливо гаркнул Шотан, впрочем, немного успокоившись. Граф начал расшатывать клинок, чтобы вытащить кинжал, не заботясь об испорченной столешнице.
- Здесь могли быть другие слуги, - заметил Курцио. – Пришлось бы от них избавиться. Это может вызвать ненужные пересуды. Спокойствие, друг мой, спокойствие и выдержка, вот лучшее оружие дворцовых покоев. Владеть ими бывает нелегко и неприятно, однако необходимо.
- К дьяволу слуг, - фыркнул Шотан. – Я не потерплю такого унижения от…
Он скрипнул зубами, глотая хулу на сюзерена.
- Потерпите, - холодно заметил герцог. – Мы играем по очень высоким ставкам. И это игра для команды, а не одинокого поединщика.
Граф ощерился, как боевой кабан, злобная гримаса превратила красивое, обычно маловыразительное лицо в дьявольскую маску.
- Это все ваша дочь, - выпалил он. – Это ее вина!
Герцог выпрямился, как ужаленный в седалище. Тонкие губы сжались в бледную нить, подбородок воинственно задрался, дрогнули отвисшие морщины на горле.
- Извольте объясниться, - проскрежетал владетель Малэрсида. – С большим интересом выслушаю, какие у вас претензии к моей дочери.
* * *
- Прошу вас, граф.
Оттовио широким жестом обвел пространство залы, которую сам себе назначил классной комнатой и рабочим кабинетом. Шотан склонил голову, отдав дань уважения сюзерену, и прошел в центр квадратного помещения. Оно было не слишком велико, но из-за обилия известняка, кварцита и мрамора казалась существенно больше. Идеальная полировка кварцитовых панелей отражала предметы почти как бронзовые зеркала, поэтому Шотан кабинет не любил, рыцарю иногда казалось, что здесь обитают тени предыдущих хозяев. И покойного императора в том числе.
Оттовио не предложил сесть, это был дурной знак, и Шотан счел за лучшее остаться на ногах. Левая рука сама собой опустилась рядом с кинжалом, будто на графском поясе, как обычно, висел длинный меч, нуждающийся в поддержке, чтобы не мешал, болтаясь у ноги. Шотан убрал руку и согнул ее в локте на всякий случай, подальше от оружия. Оттовио сделал несколько шагов и помолчал, глядя на мозаичное панно, выложенное многоцветной эмалью – рассветный пейзаж в горах. Несмотря на шестисотлетнюю историю, краски по-прежнему оставались такими чистыми и живыми, что изображение можно было перепутать с окном. У широких дверей кабинета застыли недвижимые статуи, точнее люди, кажущиеся изваяниями – два «стража тела» с короткими алебардами, еще два стрелка ждали снаружи. Но император и граф не обращали на них внимания, игнорируя, как предметы мебели.
Интересно, поднимутся ли когда-нибудь люди к утерянным высотам искусства, подумал Шотан. Наверное… когда-нибудь. Граф изгнал неуместные размышления и полностью сосредоточил внимание на императоре, предчувствуя неприятный разговор. Слишком неуверенно чувствовал себя повелитель, слишком старательно глядел в сторону, будто избегая встречаться глазами с верным капитаном.
Шотан еще раз перебрал в уме все возможные прегрешения и не нашел ровным счетом ничего, достойного личной беседы с императором. Рота как всегда готова к бою, отчетность составлена так, что можно точить гравировальную иглу. В отличие от абсолютного большинства коллег по нелегкой профессии, Шотан стремился к безукоризненной честности в вопросах найма и расходования средств. У него даже не практиковалась освященная веками традиция счета по головам коней вместо воинов (разумеется, с щедрыми приписками). Граф небезосновательно думал, что с его ценами отряд по миру не пойдет, а уникальная репутация честных рутьеров сама по себе - капитал.
Так могло произойти?.. Отчего правитель и гневен, и смущен одновременно?
Разве что… Да нет, не может быть!
Оттовио прервал затянувшееся молчание и посмотрел на графа, теперь уж прямо, не отводя глаз. Юноше явно было страшновато, императором овладела робость, нормальная и естественная для человека, который никогда не забирал чью-нибудь жизнь – перед лицом прожженного убийцы. Овладела… но не подчинила.
- Граф, - Оттовио обошелся без всяких «сиятельств». – Я недоволен вами.