— Мы идем! — отозвалась Елена. — Отойди от двери, спрячься за мебель!
Скомандовав это, она поняла, что в голове щелкнул шаблон поведения из кино, где стреляют и взрывают, но решила не поправляться, чтобы не сбивать с толку мальчика. Барнак и Насильник пошли друг на друга в лоб, не собираясь уступать, рыцарь занес шестопер, уверенно прикрываясь щитом. Молотобойцы страдали, пытаясь выбрать — бежать или атаковать страшного деда с копьем, за которым еще маячила дерганая фехтовальщица. Вероятно, они слышали про единственную рыжеволосую бабу в округе и ее подвиги на суде.
К солдатам, что пытались штурмовать этаж, подошло подкрепление, Бой закипел с новой силой, отчетливо слышались резкие команды, отдаваемые на горском диалекте, похожем на что-то кавказское. Барнак ускорил шаги, намеренный закончить, пока заслон не прорван.
А затем что-то случилось, и в первые мгновения Елена не поняла, что именно. Сталь загремела чаще и сильнее, вопли зазвучали громче и ужаснее. В драку словно ввинтился черный вихрь, обвитый сверкающей проволокой — так выглядели стремительные движения длинного меча, похожего на рапиру, только не смешной удочки из старых фильмов, а настоящего клинка, которым можно было ломать кости, как арматурой. Кровь полилась, будто из шланга — каждый удар нового бойца оказывался безупречно точен и ужасающе силен.
— Боже мой… — вырвалось у Елены против воли. Страх окатил женщину как ведро ледяной воды из проруби, парализовал до ватных ног. Фехтовальщица не выронила меч лишь потому, что пальцы скрючились в судороге.
Насильник развернулся боком, кинул на Елену быстрый взгляд, полный недоумения и вопроса. Ведьма, тем временем, буквально разметала и горских наемников королевской семьи, и солдат Гигехайма. Барнак плюнул от избытка чувств и встретил ее натиск. Они сошлись в коротком столкновении, звучно треснул щит, словно по нему врезали, по меньшей мере, кувалдой, Барнак взмахнул перначом с такой силой, что мог бы пробить стену, однако непостижимым образом промахнулся. Еще пара стремительных движений, и Гигехайм отступил к окну, беззвучно разевая рот в гримасе боли. Он выронил оружие, зажимая под мышкой правую руку, на которой осталась лишь половина ладони.
Насильник, так и не получив ответ, пожал плечами, будто вокруг ничего особо и не происходило. Встал в жесткую фронтальную стойку, перехватив копье, готовый к новому бою. Елена попыталась занести меч, чтобы помочь искупителю, но рука тряслась, как у алкоголика в утреннем похмелье, а сталь, казалось, весила не меньше пуда.
Ведьма слегка сбилась с уверенного шага, оценивающе глянула на копейщика и не стала скрещивать с ним оружие. Она зло, с ненавистью оскалилась, взмахнула безоружной рукой. Плотная, узкая, будто клинок, струя огня сорвалась с кончиков черных пальцев, разом перечеркнула искупителя от плеча к бедру. Насильник страшно закричал, падая на пол, его копье разделилось, пережженное на две части. Елена замерла, глядя на убитого искупителя.
— Искра, моя дорогая, — красноглазая ведьма приближалась размашистым, почти мужским шагом, раскидывая руки, словно в горячем приветствии. — Вот мы снова встретились и куда раньше, чем обе ждали. Я так рада!
Она уже не спешила, понимая, что жертве некуда бежать. За спиной возился бретер, пытаясь как-то принять участие в действе. Лекарка посмотрела на тело Насильника, скорчившегося, жалкого, как обожженная в пламени кукла. Затем в багровые омуты, горящие на лице ведьмы, затянутой в черное сукно и кожу от шеи до пят. И снова на Буазо цин Туйе.
С нечленораздельным воем Елена бросилась на ведьму, размахивая мечом. Та, будучи уверена в ужасе, который навела на жертву, не ждала ни атаку, ни тем более такого напора, и отступила на пару шагов. Обе женщины, размытые пятна черного и красного, сошлись, как два торнадо. Ведьма ушла в глухую оборону, стремясь измотать противницу, а Елена рубила со всей дури, вплетая в короткие серии ударов быстрые уколы кинжалом в левой руке. Коридор не позволял маневрировать, так что враги двигались как по фехтовальной дорожке, вперед-назад.
Огонь, убивший Насильника, зацепил бархатный декор, который горел лишь немногим слабее шерсти, язычки пламени запрыгали веселыми чертиками, перескакивая с обоев на портьеры. Запахло жженым рогом. По городу звенели колокола, рев толпы возносился над улицами, зловеще аккомпанируя звону стали. Бело-желтые искры от мечей летели во все стороны, угасая крошечными звездочками.