Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель

В 1905 г. жила я на островах[65]. Я получила весьма тревожное письмо от моего управляющего, который мне сообщал, что переодетый в флигель-адъютантскую форму, усеянный орденами революционер в сопровождении своих также переодетых сообщников разъезжает по окрестностям имения на тройке, собирает народ в церквах и заставляет духовенство читать народу манифест императора о передаче помещичьей земли крестьянам. Находящееся местное начальство попробовало вмешаться, но оказалось бессильным перед толпой, подстрекаемой эмиссарами, которые ее убедили, что царь — за народ, но что дворянство препятствует ему передать землю крестьянам. Вслед за этим во многих местах вспыхнуло восстание: многие имения были разорены, управляющие подвергались избиениям, помещик князь Гагарин был даже убит. Находившийся недалеко от нас сахарный завод Терещенко был сожжен. Наши рабочие и крестьяне вели себя сравнительно спокойно, но достаточно было искры, чтобы воспламенить их как пороховую бочку. Мой управляющий просил меня похлопотать у нового министра внутренних дел о маленькой военной охране для защиты в случае надобности сахарного завода.

С этим письмом отправилась я на Аптекарский остров, где находилась тогда дача министра. Я назвала дежурному свое имя и четверть часа спустя была принята Петром Аркадьевичем Столыпиным. Короткая деятельность этого министра[66], одного из безупречнейших, умнейших людей России, была и всегда останется светлой страницей в ее истории. Для него царизм означал патриотизм. Старого рода и воспитания, он в своих воззрениях был современен. Он мне ответил, что ему все известно: что с псевдофлигель-адъютанта маска уже сорвана, и что с такими заявлениями, как я к нему, за последние два дня уже обращались многие, и что им уже приняты необходимые меры. Он сообщил мне, что нам разрешается создать конную стражу и одеть ее в форму известного образца. Эта стража должна быть составлена из отставных кавалерийских унтер-офицеров под начальством вахмистра, в свою очередь подчиненного исправнику. Он советовал набрать мне эту стражу из отдаленных деревень и поставил условием не принимать в нее магометан, что было следствием следующего обстоятельства: у многих помещиков были лесничие горцы, храбрые, преданные люди, против которых тем не менее был направлен религиозный фанатизм толпы. Этот фанатизм поддерживался и разжигался повстанцами. Так, например, в имении графа Георгия де Рибопьера «Святые горы», находившемся в Харьковской губернии, 35 горцев, составлявших его стражу, были зверски убиты крестьянами.

Я покинула Столыпина, находясь вся под обаянием этой крупной и вместе с тем скромной личности. Должна прибавить, что эти отряды охраны должны были быть у нас лишь средством устрашения, так как, несмотря на царившие вокруг беспорядки, у нас не было ни одного столкновения между крестьянами и стражей.

Некоторое время спустя Столыпин был назначен министром-президентом[67]. Об этом в то время говорили следующее: когда во времена первой Государственной Думы Государь увидел, что правительство Горемыкина не может работать с такой революционно настроенной Думой, перед ним встала дилемма — либо распустить Думу, либо образовать новый кабинет. Комендант дворца генерал Дмитрий Трепов, бывший в фаворе у Государя, вручил ему список нового кабинета с Милюковым во главе. Все кандидаты принадлежали к кадетской партии. В списке без его ведома фигурировал и Столыпин, который, будучи министром внутренних дел, обратил на себя всеобщее внимание своим ораторским талантом, своими твердыми убеждениями и административными способностями. Во время еженедельных докладов Столыпина Государю Николай II однажды обратился к нему с вопросом: «Какого Вы мнения о возможности образования конституционно-демократического кабинета?»

— Ваше Величество, — ответил Столыпин, — я считаю кадетов[68] мечтателями. Они ослабят Вашу власть, и Россия, и Вы будут в опасности.

— Но если это Ваше убеждение, — сказал Николай II, — каким же образом кадеты поместили Вас в своем списке?