Дворцовые интриги на Руси

Заголовок этого очерка взят из летописного сообщения о смерти великого киевского князя Юрия Владимировича, наступившей в 1157 г. при загадочных обстоятельствах. Полностью оно читается следующим образом: «Пивъ бо Гюрги въ осменика у Петрила въ тои день на ночь розбол?ся и бысть болести его 5 днии и преставися Киев? Гюрги Володимиричь князь Киевскыи месяца мая въ 15 въ среду на ночь»[164].

Летописец не говорит об умышленном отравлении Юрия Долгорукого на этой попойке, но где-то в подсознании не может отрешиться от мысли о неслучайности этой смерти. Если бы у него не было сомнений в ее естественности, вряд ли он упомянул бы такой несущественный факт, как пирование Юрия у киевского боярина Петрила. Не стал бы он и уточнять, что князь болел пять дней. Какое значение имеет в этом случае длительность его хвори? Тем не менее летописец счел необходимым с протокольной точностью задокументировать обстоятельства ухода из жизни Юрия Долгорукого.

Это летописное сообщение невольно вызывает в памяти рассказ об отравлении внука Ярослава Мудрого Ростислава Тмутараканского в 1066 г. Византийцы, опасаясь расширения влияния русского князя на Северном Кавказе, приняли решение о его физическом устранении. Совершить это черное дело поручили наместнику Херсонеса. Тот идет в Тмутаракань к Ростиславу, пирует с ним, братается и незаметно выливает из перстня в чашу с вином, как говорится в летописи, «растворение смертное». Вернувшись в Корсунь, котопан объявляет, что Ростислав умрет до седьмого дня. Он знал срок действия отравы, а поэтому его «пророчество» сбылось с точностью.

Конечно, схожесть — не обязательно тождественность. В Киеве могло быть и по-другому. Юрия Долгорукого, человека уже далеко не молодого, от неумеренного употребления хмельных медов мог сразить и сердечный приступ. Определить точно причину его смерти нам, видимо, уже никогда не удастся, однако высказать более или менее правдоподобную версию, вероятно, можно.

Прежде всего нам необходимо ответить на два естественных вопроса. Кто был заинтересован в устранении Юрия Долгорукого? И были ли вообще у этого князя враги на юге Руси?

На второй вопрос ответ прост и однозначен. Безусловно, были. Хотя длительная тяжба Юрия за Киев и завершилась его утверждением на великокняжеском престоле, полного спокойствия буйному княжескому племени она не принесла. На юге Руси он мог положиться разве что на своего зятя Ярослава Галицкого. Все остальные князья пребывали в оппозиции к Юрию Долгорукому.

Больше всех недоволен был князь черниговский Изяслав Давидович. Он не мог простить Юрию того, что тот изгнал его из Киева в 1154 г., когда после смерти Изяслава Мстиславича, приняв приглашение киевлян, он занял великокняжеский престол. Вступить в открытое соперничество с Юрием Изяслав тогда не решился. На требование Долгорукого уйти из Киева, поскольку это была его отчина, черниговский князь ответил согласием и покинул столицу Руси, но эта унизительная акция превратила его в непримиримого врага Юрия. Казалось, их отношения должны были улучшиться после того, как сын Долгорукого Глеб женился на дочери Изяслава Давидовича, но этого не произошло. Какое-то время горячность Изяслава сдерживалась опытным новгород-сиверским князем Святославом Ольговичем, но вскоре Юрий исхитрился испортить отношения и с ним. Не настолько, чтобы Святослав стал его врагом, но достаточно, чтобы тот не был союзником. Еще одного противника он приобрел в лице Мстислава Изяславича, когда попытался отнять у него Владимир-Волынский и передать племяннику Владимиру Андреевичу. Не был расположен к Долгорукому и Ростислав Смоленский.

Так постепенно, собственными руками, Юрий Долгорукий собрал против себя мощную коалицию князей. К 1157 г. они созрели для открытого противоборства с великим князем. В поход на Киев готовы были выступить полки Изяслава Давидовича, Ростислава Мстиславича Смоленского, Мстислава Изяславича.

Не исключено, что действия князей каким-то образом согласовывались и с киевлянами, по меньшей мере с теми, кто был недоволен политикой Долгорукого. Предполагать это позволяет сообщение летописи о том, что в день выступления объединенных дружин на Киев оттуда прибыли к Изяславу гонцы с сообщением о смерти Юрия. «Во тъ день при?хаша къ Изяславу Кияне рекуче: По?ди княже Киеву, Гюрги ти умерлъ»[165]. Фраза недвусмысленно указывает на то, что в Киеве ожидали прихода Изяслава и могли содействовать его ускорению.