Дворцовые интриги на Руси

На поле у Дернового состоялось своеобразное вече всех сторонников Изяслава, на котором он выступил с пламенной речью. Она потребовалась ему, чтобы поднять боевой дух своего воинства, а также для того, чтобы оправдать свои действия: «И рече имъ, братие, Всеволода есми имѣлъ въ правду брата старѣишаго, занеже ми братъ и зять, старѣи мене яко отець, а с сими како ми Бог дасть и сила животворящего креста, да любо си голову положю перед вами, любо налѣзу столъ дѣда своего и отца своего»[148].

Можно согласиться с Изяславом, что у него было больше прав на великокняжеский престол. На нем действительно сидели когда-то его дед и отец. Однако Игорь тоже не выглядел в этом плане безродным узурпатором. Его дед также занимал великокняжеский престол, к тому же сам Игорь получил его из рук брата Всеволода при полном непротивлении всех русских князей. Более того, передача эта была скреплена крестным целованием, в том числе и Изяслава Мстиславича. Теперь же, когда умер Всеволод, Изяслав вспомнил о своих преимущественных правах и решил отречься от своей клятвы.

Несколько преувеличенно прозвучали его слова и о том, что он готов пожертвовать жизнью для овладения отеческим наследием. Такая жертва не предвиделась вовсе, поскольку киевские послы заявили ему, что, как только увидят под Киевом его боевой стяг, сразу же перейдут на его сторону. Конечно, какая-то шальная стрела могла оборвать его жизнь, но вероятность этого была минимальной. Ведь по замыслу киевских сторонников Изяслава исключалась сама возможность сражения.

Знал ли Игорь о походе Изяслава на Киев? Безусловно. Летопись сообщает, что он в это время лихорадочно искал себе союзников и помощников. Пообещав отдать братьям какие-то спорные волости, он приказал им идти в Киев, себе на помощь. Затем обратился к киевскому тысяцкому Улебу и воеводе Ивану Воитишичу с просьбой, чтобы они были верны ему, как раньше были верны его брату Всеволоду. Мы не знаем, подтвердили ли Улеб и Иван Воитишич свою преданность Игорю. Даже если это и случилось, можно уверенно говорить об их неискренности. В это время они уже проводили тайный совет с киевскими боярами об отступничестве от Игоря. Летописцу их поведение казалось непонятным, поскольку оба боярина пребывали в великой чести не только у Всеволода, но и у его брата Игоря.

Тем временем в Чернигове начали собираться союзники Игоря. Это были двоюродные братья Изяслав и Владимир Давидовичи, а также родной брат Святослав Ольгович — все с дружинами. Всех благословил епископ черниговский Онуфрий, который заявил им, что, если кто от крестного целования отречется, тот будет проклят.

Удивительной выглядит в этой тяжбе за киевский престол позиция духовых сановников. Один из них, переяславльский епископ Ефимий, благословляет своего князя на отречение от клятвы Игорю, другой, черниговский епископ Онуфрий, убеждает своих князей хранить верность клятве Игорю и даже грозит проклятием за отступление от нее.

На Изяслава и Владимира Давидовичей угроза епископа Онуфрия не подействовала. Они таки отреклись от клятвы Игорю и не пришли ему на помощь. Из глухих известий летописи явствует, что обоих князей уговорили поступить так киевские послы, которые принимали участие в заговоре против Игоря. Святослав Ольгович привел в Киев свой полк, но и с его воинами сторонники Изяслава провели «разъяснительную» работу. Среди союзников Игоря был также его племянник Святослав Всеволодович с дружиной.

Еще до подхода к Киеву Изяслава Игорь занял боевые позиции перед городом. На его стороне был киевский полк, который, согласно летописи, стал возле Олеговой могилы, а также полки двух Святославов — брата и племянника, расположившиеся, по-видимому, перед Золотыми воротами. Из диспозиции войск, занявших оборону, явствует, что дружины Изяслава Мстиславича подходили к Киеву по Белгородскому пути. Упоминание в качестве основного ориентира в лагере Изяслава Мстиславича Шелвового бора, а также Надового озера позволяет располагать его в районе современного Политехнического института, на правом берегу Лыбеди.

Во главе обороняющихся, как и положено, находился великий князь Игорь Ольгович. Он был в отчаянии от того, что Изяслав, вопреки неоднократным заверениям не искать под ним киевского престола, привел свои дружины к Киеву. Подняв глаза к небу, Игорь, видимо, больше для окружения, чем для себя, произнес фразу о клятвоотступничестве переяславльского князя. В этот момент он вряд ли думал, что последовать примеру Изяслава готовы и его киевские тысяцкие, также присягавшие на верность ему.