Дворцовые интриги на Руси

Но Константин несколько переусердствовал. Его действия не принесли желаемого результата, а, наоборот, породили еще большие противоречия. Беспрецедентная акция проклятия Изяслава Мстиславича создала сильную княжескую оппозицию митрополиту в лице сыновей покойного великого князя — Мстислава и Ярослава. Можно сказать, что положение Константина было ничуть не лучше, чем у его предшественника. Если Клим был всецело обязан покровительству Изяслава, то Константин в такой же мере зависел от поддержки Юрия Долгорукого. После смерти последнего он потерял опору власти, а вскоре и вовсе вынужден был оставить митрополичью кафедру.

Когда в 1159 г. в Киев вошли войска Волынского князя Мстислава Изяславича, Константин бежал в Чернигов. Летописец так прокомментировал это событие: «Бѣ бо в то время выбѣглъ ис Кыева Мстислава дѣля Изяславича»[181]. Конечно, Константин боялся расплаты за проклятие Изяслава. Но почему он ушел, скажем, не в Константинополь, как это сделал в свое время митрополит Михаил? Исследователи объясняют это тем, что в Чернигове на епископской кафедре сидел грек Антоний, и там Константин рассчитывал найти надежное убежище. К этому, видимо, следует прибавить и то, что черниговским князем был один из наиболее верных союзников Юрия Долгорукого Святослав Ольгович, и Константин рассчитывал, наверное, на его поддержку в возвращении оставленной кафедры.

Надеждам его не суждено было сбыться. Святослав Ольгович хоть и приютил опального митрополита в своем городе, участия в его судьбе не принял. Не озаботились происшедшим и другие русские князья. Кроме Ростислава Мстиславича, готовившегося к роли великого князя, никто из них не выступил на защиту Константина. Мстислав Изяславич не мог простить ему проклятие отца, а поэтому решительно настаивал на смещении с кафедры. Да, видимо, и Ростислав не особенно усердствовал в отстаивании его прав. Принципиальной его позиция была только по отношению к Климу, и когда она наконец нашла понимание у Мстислава Изяславича, Ростислав легко согласился на то, что митрополичью кафедру должен занять новый человек.

В летописях нет сведений о том, как вел себя в этой ситуации епископат Русской православной церкви. Он целиком состоял из иерархов, поставленных Константином, и, по логике вещей, должен был вступиться за своего митрополита. Тем не менее епископы, видимо, тоже промолчали. Уж очень одиозной представлялась личность Константина на Руси, чтобы ее можно было защищать без собственных нравственных потерь.

Заняв Киев, Ростислав отправил в Константинополь посольство с просьбой высвятить на Русь нового митрополита. При этом, вероятно, были объяснены причины, по которым далее занимать кафедру Константин не может. В патриархии с должным уважением отнеслись к этой просьбе, но с присылкой митрополита не торопились. Только под 1161 г. Ипатьевская летопись сообщает о прибытии в Киев митрополита Федора: «Том же лѣте приде митрополитъ Федоръ ис Царягорода, месяца августа, бяшеть бо посылалъ по нь князь Ростиславъ»[182]. Здесь несколько смещена хронология событий: в действительности митрополит Федор прибыл в Киев в августе 1160 г., но и эта дата отстоит от просьбы Ростислава более чем на год.

Столь длительные раздумья Константинополя объясняются, по-видимому, необычностью ситуации. На Руси был канонический иерарх, и доставление туда еще одного не предусматривалось правилами патриархии. Неизвестно, как долго бы длилась эта неопределенность, если бы трудную проблему не разрешил сам Константин, а вернее, его смерть, наступившая в 1159 г.

Сообщив о кончине митрополита Константина, летописец заметил: «народи же вси дивишася о смерти его». Удивляться и вправду было чему. Чувствуя близкий конец, Константин призвал к себе епископа Антония и попросил, чтобы после смерти тело его не было предано земле, но выволочено при помощи веревки, привязанной к ногам, за город и там оставлено на съедение собакам.

Согласно Московскому летописному своду 1479 г., завещание свое Константин подготовил письменно. Запечатав, он передал его епископу Антонию и взял с него клятву, что тот исполнит все в точности, как записано в этой грамоте. Когда Антоний открыл грамоту в присутствии Святослава Ольговича и прочитал ее, то «обрете в ней страшную вещь».

Конечно, было от чего ужаснуться Антонию и Святославу. Таких похорон они еще не знали. Однако клятва была дана, и Антоний выполнил последнее слово Константина.