Дворцовые тайны. Соперница королевы

— Знаешь, Кэтрин, такие мысли лучше держать при себе, — резко прервал ее мой отец и вновь повернулся ко мне. — Я хотел сказать, Летти, что ты должна вести себя скромно и смиренно, не выпячивать свои достоинства. Будет славно, если ты сделаешь комплимент Ее Величеству по поводу ее внешности.

— И то правда, — добавила моя мать. — Елизавета очень тщеславна. Она требует, чтобы ей постоянно льстили. Как ты думаешь, — произнесла она, обращаясь к отцу, — почему в ее покоях столько зеркал — и настенных и ручных? Чтобы она могла постоянно любоваться на свое отражение — вот для чего!

— Ничего подобного, — коротко ответил отец. — А даже если и так, тебе, Кэтрин, не стоит ей уподобляться. Привычки Ее Величества нам не следует копировать, тем более разбираться в их подоплеке.

В ответ на эти слова отца мать только фыркнула, но ничего не ответила. Наблюдая всю эту сцену, я поняла, почему отца так ценила королевская семья: сначала юный король Эдуард, а затем и королева Мария, вплоть до того самого дня, когда нам пришлось бежать во Франкфурт. Кто бы ни занимал трон, отец был искренне верен помазанному монарху, полон уважения и почтения к тому, кто взошел на престол, будь то мужчина или женщина.

Неудивительно, что, когда мы прибыли ко двору и были торжественно представлены королеве, она воздала отцу по заслугам, назначив его вицемажордомом своего двора, капитаном королевских алебардщиков, а затем и одним из членов своего Тайного совета[107]. Сесилию и меня назначили фрейлинами королевы, а маму — главной наставницей всех фрейлин. В ту же пору в свиту королевы было принято еще с дюжину других девушек различного возраста. Я внимательно наблюдала за ними во время моих первых дней при дворе. Они были очень разные: красивые и не очень, с характером и покорные, но всех их объединяло одно — желание как можно более полно воспользоваться своей удачей. Все они мечтали выйти за богачей, обладателей высоких титулов и больших земельных наделов. Любимыми темами их разговоров были действительные или воображаемые женихи, а также возможное замужество королевы.

Нас поместили в покоях рядом с опочивальней Елизаветы, чтобы мы всегда были под рукой — в любое время дня и ночи. Мы жили в тесноте и спали по нескольку человек в одной постели, как и почти все при дворе, и у нас почти не было места для наших нарядов и личных вещей. Что бы мы ни говорили, что бы мы ни делали, это немедленно становилось известно. Даже о злобном взгляде, брошенном вскользь, или о неосторожном замечании тут же докладывалось нашей матери в силу ее должности.

Когда Сесилия и я впервые предстали перед королевой, мы присели до земли в глубоких реверансах и низко склонили головы, как нас учили. Через некоторое время она мановением своей белой ручки разрешила нам выпрямиться.

Она стояла перед нами — высокая и стройная — и оглядывала нас острым взглядом, который особенно долго задержался на мне. Я хорошо запомнила урок отца и постаралась изобразить столь несвойственную моей натуре покорность и скромность. Пусть у королевы даже не возникнет мысли обвинить меня в том, что я держусь высокомерно или стараюсь привлечь к себе внимание.

Последовало долгое молчание.

— У тебя что — жировик на лбу? — спросила меня наконец королева.

— Не знаю, Ваше Величество, — ответила я, удивленная столь неожиданным вопросом, но быстро нашлась: — Впрочем, кожа моя не столь безупречна, как у вас, и я не могу похвастаться вашим румянцем.

— Ты льстишь мне, девушка? Тебе велели льстить мне, потому что ты красива? Так многие поступают, и их легко раскусить. Все же мне показалось, что я разглядела в твоей внешности некий изъян.

Она потянулась за маленьким ручным зеркальцем, которое свешивалось у нее с пояса, отстегнула его и подала мне:

— Взгляни сама.

Я подчинилась, но не увидела ни жировика, ни родинки, ни прыщика, ни пятна на моем безупречном лбу.

— Я обращусь к хирургу моего отца, — сказала я, возвращая обратно зеркальце.

— Обязательно сделай это, — резко ответила королева. — Жировик на лбу — знак шлюхи! Ненавижу женщин с плаксивыми голосами, — добавила королева. — Твой голос меня раздражает. Ну-ка подойди к окну. Здесь больше света. Дай мне рассмотреть тебя как следует.

Я сделала так, как она мне велела, и встала у окна, чтобы прямо на меня падал солнечный свет. Она вновь оглядела меня с головы до ног, а затем кивнула, как бы в ответ своим собственным мыслям, и промолвила:

— Да, у тебя есть красота Болейнов. И не только она. Я чувствую, что в тебе есть и огонь Болейнов, их страсть. Не то что в твоей неуклюжей сестрице, — грубо и бестактно добавила она. — Никогда не уставала удивляться, до чего же сестры иногда не похожи друг на друга. Моя сестра Мария и я… — но тут королева замолчала.

Я хотела добавить, что королева Мария была лишь сводной сестрой Ее Величества, но вовремя прикусила язык.