Дворцовые тайны. Соперница королевы

Когда мы с ним вбежали в спальню королевы, то увидели, что там уже собрались несколько ее советников, а в углу секретарь что-то старательно записывает. Скрип его пера был единственным звуком в комнате.

Королева, похудевшая и смертельно-бледная, сидела на кровати, закутанная в теплую красную шаль. Лорд Роберт уже не сидел на ее постели, а стоял у стены рядом с ее ложем с поникшей головой.

— А теперь записывайте каждое мое слово, — говорила королева своим хриплым, сорванным голосом, обращаясь к секретарю, который даже закрыл глаза, чтобы не упустить ничего из речи нашей правительницы перед тем, как перенести ее на бумагу. — Я, Елизавета, милостью Божией королева Англии, — она сделала паузу, чтобы секретарь успевал за ней, — повелеваю: лорд-протектором после моей смерти назначается лорд Роберт Дадли и сим наделяется всеми полномочиями, дабы править после меня.

— Ваше Величество, что вы делаете? — воскликнул мой отец.

— Я бы на месте Вашего Величества поостерегся… — начал лорд Сесил.

— Молчать! — прохрипела Елизавета. — Я еще не закончила, милорды. В должности лорд-протектора означенный лорд Роберт Дадли будет получать ежегодный доход в размере двадцати тысяч фунтов, каковой будет выплачиваться ему из государственной казны.

При этих словах своей повелительницы лорд Роберт, который стоял у стены, замерев и открыв рот от удивления, упал на колени у ложа королевы, порывисто схватил ее руку и сумел только проговорить сквозь слезы:

— Моя дорогая госпожа, моя добрая королева!

Я услышала, как в ответ королева прошептала ему:

— Не спеши благодарить меня, Робин. Вдруг я тебя переживу.

— Сомневаюсь, что казна располагает достаточной суммой денег для выполнения этого требования, — ледяным тоном проговорил Сесил.

— Так обеспечьте приток средств в казну, — тут же последовал резкий ответ Елизаветы.

Секретарь закончил писать и высушил чернила на документе. Сжав зубы от напряжения, королева приподнялась на подушках, схватила поданное ей перо, подписала свой указ и вручила его лорду Сесилу.

— Ну вот, теперь все удовлетворены, — пробормотала она, откидываясь на подушки. — Господи, как же у меня болит спина! Уходите, я хочу спать…

Она жестом велела выйти из опочивальни всем, кроме меня и мистрис Клинкерт, после чего главная камеристка помогла Елизавете вновь улечься на бок и послушно принялась растирать королеве больную спину.

Глава 17

Пятна на лице, шее и руках королевы превратились в пустулы, а затем и в язвы, покрытые страшной алой коростой. Но она не умерла. Каждую ночь она — похожая на призрак, но живая — проводила у камина, завернувшись в покрывала из красной фланели, а доктор Бёркот пользовал ее горькими снадобьями, стойко снося все ее угрозы и оскорбления. Я почти все время находилась подле нее. Многие из придворных дам и фрейлин покинули двор, сославшись на болезнь — настоящую или мнимую, — но мой отец настоял, чтобы я оставалась с королевой и прислуживала ей в ее опочивальне, хотя и знал — мы все знали, — что я рискую заразиться оспой, как уже заразилась Сесилия, и даже могу умереть от этой болезни.

Мне придавал смелости пример мистрис Клинкерт, к которой зараза никак не хотела приставать, хотя она проводила в спальне королевы дни и ночи. Да и лорд Роберт, мой отец и другие советники, часто посещавшие нашу повелительницу, не заболели.

Постепенно к королеве начал возвращаться вкус к жизни. Первым проснулся ее аппетит. Теперь она требовала жареных перепелов и пироги из дичи.

— Но Вашему Величеству эти деликатесы сейчас запрещены! У вас же оспа! — вознегодовал доктор Бёркот.

— Тогда убирайтесь вон из моих покоев! — ответила на это Елизавета. — Я не потерплю, чтобы кто-нибудь помыкал мною в моем собственном дворце!

К этому времени мы — ее приближенные и слуги — уже верили в то, что королева пошла на поправку и что очень скоро здоровье полностью вернется к ней. С каждым днем она ела все больше и больше, уже вставала с постели и даже начала ходить неверными шагами по своим покоям. Еще через некоторое время голос ее вновь стал звонким, а тело — сильным и гибким, и тогда к ней вернулось прежнее упрямство и сумасбродство. С утра до ночи она всех нас заставляла плясать под свою дудку и потакать своим малейшим капризам.

— Ненавижу безобразных женщин! — воскликнула она как-то раз, когда мы, фрейлины, одевали ее.

В тот день она приказала принести кружку легкого пива и с удовольствием его попивала, пристально разглядывая наши лица. Ее взгляд задержался на моей злосчастной сестре Сесилии, лицо которой было изуродовано отметинами от оспы, а волосы — сбритые для того, чтобы сделать королеве парик, который та почти не носила — еще не отросли как следует. Сесилия всегда носила на голове французский чепец или круглую шапочку, но уши у нее были такие оттопыренные, что короткие волосы их полностью не прикрывали и они выпячивались даже под самым плотным головным убором.

— Почему у этой девушки так торчат уши? — спросила королева.

Никто не знал, что ей ответить.