Двуглавый. Книга первая

Мы с тёзкой расползлись мыслями по углам. О чём думал он, я даже не подглядывал, и так понимал, что взвешивает все «за» и «против», прежде чем решиться на авантюру с побегом. Мне интереснее были мои собственные размышления. Ведь понимаю же, что искать и правда будут, почти уверен, что найдут и найдут действительно скоро, если папаша загонит тёзку к себе в часть, мне от того вообще ни холодно, ни жарко. Нет, без походов к Анечке Фокиной будет, конечно, грустно, зато тёзка научит меня водить машину. Да и пострелять вволю было бы, пожалуй, неплохо…

И тем не менее что-то прямо подталкивает меня устроить побег. Молодое тёзкино тело, что ли, так на сознание влияет? Так-то я и при жизни, той жизни, я имею в виду, имел некоторую склонность к авантюризму, даже в свои-то солидные года, а тут на этот самый авантюризм аж прямо-таки тянет! И это, замечу, при том, что сам же поставил нам с тёзкой задачу выжить, а авантюризм, знаете ли, ох как не всегда выживанию способствует! Ко всему, я ещё как-то пока умудряюсь утаивать от тёзки свои дальнейшие планы, тоже проходящие именно по авантюрной части… Интересно, их он как примет? Но о планах потом, сначала надо этот чёртов подвал как-то поскорее и половчее покинуть.

В общем, подбить тёзку на побег мне удалось, оно оказалось даже легче, чем я поначалу думал. Я даже убедил его на время операции отдать мне управление телом. Зачем? Ну не был я уверен, что тёзка морально готов убивать человека голыми руками, зато в том, что именно через это проляжет наш путь на свободу, уверенность у меня была абсолютной — иметь дело при побеге почти наверняка пришлось бы с громилой-охранником, и чтобы быстро и надёжно его обезвредить, действовать нужно решительно и крайне жестоко. Да, самому мне убивать голыми руками тоже пока не приходилось, но я прекрасно понимал, что в нашем случае без этого никак. Более того, когда-то я занимался рукопашкой, на любительском, понятно, уровне, но хотя бы что-то знал и умел. Нет, проявлять нездоровый пацифизм тёзка точно не стал бы, я хорошо помнил, как ловко он расправился со своим несостоявшимся убийцей, но стрелять — это одно, а ломать ребром ладони гортань, душить или сворачивать шею — уже совсем другое. Так что эту неблагодарную, но крайне необходимую в нашем случае работу я готов был взять на себя.

Тем не менее естественные биоритмы организма, тем более, такого молодого и здорового, как тёзкин, никто не отменял, и раз уж даже без часов понятно было, что время глубоко за полночь, тёзку начало клонить ко сну. Я-то что, я со своей привычкой поздно ложиться и поздно вставать, подержался бы и ещё, но всё-таки посчитал, что перед побегом неплохо бы и отдохнуть.

Однако пока я раздумывал, поддержать мне тёзку в его сонных устремлениях или как, начало происходить что-то непонятное. Сначала мы услышали выстрелы, тёзка определил их как пистолетные — два потише, похоже, стреляли где-то в дальней от нас части подвала, затем два погромче. Минуты три-четыре спустя появился тот самый охранник с замотанным лицом и «парабеллумом» в левой руке. Ага, левша, значит. Ну точно — ключ от камеры он вытащил из левого кармана брюк, переложив пистолет в правую руку.

— На выход! — мотнул он пистолетом, раскрывая дверь.

Глава 9 Кто победил, тот и добрый

В любом единоборстве, будь то всяческие виды рукопашки или фехтования, левша считается противником неудобным, а потому и крайне опасным. Заслуженно считается, чего уж там. Ты можешь быть отлично выученным бойцом с огромным опытом, но и вся твоя выучка, и весь твой опыт основаны на том, что главная рука — правая, что у тебя самого, что почти у каждого твоего противника. А у левши наоборот, вот и приходится тебе иметь против своей главной руки руку не более слабую, а такую же главную и сильную. Проблема, да. Но в нашей ситуации оно мне, пожалуй, и в плюс, ну уж не в минус во всяком случае. Раз в левой руке у него пистолет, я могу действовать против неё своей правой, а значит, исключить ему возможность стрелять мне будет сподручнее. Пистолет, кстати, у него тёзкин, я чувствую злобу и ярость дворянина Елисеева, увидевшего своё оружие в чужих руках. Да, именно свой «парабеллум», а не такой же, уж не знаю, как тёзка его опознал. Это хорошо, давай, Виктор Михайлович, злись, мне твоя злость только прибавит сил.

Управление телом на мне. Я медлю, старательно изображая испуг. Ну как же, на меня, такого безоружного и беззащитного, пистолет наставили… Громила делает шаг вперёд, я, стараясь не смотреть ему прямо в лицо, поднимаюсь с кровати и неуверенно делаю пару мелких шажков. Краем глаза вижу, как морда громилы даже через тряпку, которой она замотана, сияет довольством и уверенностью — ага, кто с оружием, тот и главный.

Теми же мелкими шажками приближаюсь к двери, стараясь держаться поближе к стене, подальше от громилы. Я же его боюсь, жутко боюсь, до липкого пота и дрожи в коленках. Ну почувствуй, громилушка, дорогой, почувствуй мой страх, до ослабления внимания почувствуй!