Двуглавый Орден Империи Росс. Магия изначальная

— Это народное пожертвование, — Слово ей точно не нравилось. — Оно называется «смира»?

— Смира? — Насонов даже личность свою наморщил от непонимания. Я тоже.

— Какое пожертвование называется «смира»? — И Батлер не понял, и Морозова. Во всяком случае, лица у них были именно непонимающие.

— Ах, это! — Теперь личность Насонова добродушно смеялась. — Нет-нет, что Вы? Это я ему сказал, чтобы он со всего мира, ну, со зрителей, деньги собрал. — И сразу добавил, глядя на премьер-майора: — Это кто пожелает, конечно.

Тот впервые за всё время улыбнулся и произнёс:

— С меня не собирайте — я сам принёс. — С этими словами он отдал Лерке мешочек с обещанными деньгами. — Здесь восемь золотых. Деньги, обещанные моими людьми, будут у Вас завтра не позже полудня. Вы ведь у господина Мозеля остановились?

Мы согласно закивали.

— Сударыня, а где обучают столь виртуозному ведению боя без оружия? — хитрая личность Насонова, видимо, решила зайти с другой стороны.

— А Вам зачем? — сразу отреагировала Лерка.

— Очень полезное искусство! — уклончиво начал Насонов. — Мало ли когда пригодиться может. Вот и подумал, не овладеть ли и мне этой борьбой. Как Вы сказали, она называется?

— Каратэ. — Ответил за Лерку я.

— Каратэ? Скажите на милость! — поцокал он языком.

— Вы что там задумали? А, Семён Аркадич? — спросил Батлер, и слова его прозвучали как-то уж очень не добро. — Уж не сами ли за место Синицына Вашего драться решили?

— Да, помилуйте, Николай Михалыч! — растянул губы в притворнейшей улыбке Семён Аркадьевич. — Мне такое и вовсе уж не по чину!

— Да, с Вас станется! — гневно сверкая на Личность глазами рубанул майор. Премьер, премьер-майор!

— Да, что уж Вы так-то обо мне, Николай Михалыч? Разве я когда-то запятнал своё честное имя?

— А кто этого всегда выгораживает перед Латышевым? — Горбунов махнул рукой в сторону Трофима. — Я что ли?

— Да, помилуйте! Ну, хоть раз Василий Дмитриевич посчитал его виноватым? — вроде как бы спросил Насонов, но тут же сам же и ответил: — Да ни разочку! А раз не он не посчитал виноватым, так, значит, и не виноват Троша ни в чём!

— Не посчитал?! А я посчитаю! — рявкнул Горбунов. — Шемякин!!!

— Я Вашвыскброть! — тут же подскочил недавно поверженный Григорий.

— В другой раз как этот скамарох буянить начнёт, так ты ему прострели… — Командир красно-синих обдумывал, какое именно место следует выбрать объектом экзикуции, в нетерпеливом рвении Шемякин уточнил:

— Что прострелить, Вашвыскброть?

Вашвыскброть, недовольно посмотрел на подчинённого:

— А вот куда попадёшь, то и прострели!

— Николай Михалыч… — Начал было Насонов, но то его резко оборвал:

— И ещё! Чтобы здесь я его тоже больше не видел! А то прямо здесь же сам и пристрелю!

— Да как же…

— Всё!!! — гаркнул Горбунов. — Всё, я сказал! Идите гаспадин Насонов, вон Ваш Капитон возвращается!

— Так он не ко мне. — Обиженно проговорил тот. — Он к Валерии Константиновне.

С этими словами Насонов гордо забрал свою оскорблённую личность, и вместе с ней не прощаясь, покинул нас. А Капитон, быстро глянув на удаляющегося шефа, заторопился к нам.

— Вот, госпожа Валерия! — протягивая мне, почему-то именно мне довольно увесистый мешочек с мелочью подобострастно залепетал он. — Всем миром Вам поклонились! Истинный свет, никогда допрежь не видали такого! Как есть чудо!

— Всё! — грубо оборвал его майор Батлер.

Капитон закивал.

— Ну, так иди! — не церемонясь, распорядился Горбунов.

— Круто Вы с ними! — прокомментировала происходящее Лерка.

— Валерия Константиновна! — совершенно изменившимся голосом проговорил Горбунов. — Помилуйте, нельзя ведь в этой публикой по-другому! И так порядок ни в грош не ставят, а тут ещё расшаркиваться с ними!

— Трофима подстрелить приказали, это не с лишком? — спросил я.

— Ольга Павловна, часто к вам на курс увечных с рынка приводят для излечения? — обратился он к Морозовой.

— Шутить изволите, Николай Михайлович! — подхватила та. — Да редкий день не приводят!

— Во-о-от!!! — назидательно воздев указательный перст, воскликнул Батлер-Горбунов.

— А почему к вам? — удивилась Лерка.

— Мы на их примерах целительскую магию постигаем. — Ответила ей графиня от терапии. — Да и кто ещё их горемычных на ноги-то после такого поставит?

— Ага! — очень громогласно согласился Горбунов. — За здорово живёшь!

Морозова укоризненно посмотрела на него, но сказать ничего не сказала. Мы все чуток помолчали. Морозова смотрела на Батлера, я на неё, а Батлер играл в гляделки с Леркой. Вот только делал он это как-то странно, вроде бы и на неё смотрел, а вроде бы и сквозь неё. Графиня заговорила первой:

— Однако же нам пора, господа! Разрешите откланяться, любезнейший Николай Михайлович.

Николай Михайлович не спеша вышел из астрала в реальность, столь же не торопливо поглядел на ейное сиятельство, и очень крепенько удивил меня вопросом, обращенным, однако ж, не мне:

— Оленька, помнится Вам, очень нравились бисквиты мадам Анжелины.

Оленька?! Охрененно девки пляшут по пятнадцать штук за раз! Оленька! Вот это поворот! Так они не просто знакомы, а очень даже близко знакомы.