Двуглавый орел

Я оглянулся. Единственный возможный вариант — Франц Нехледил, высокий, но такой тощий, что за швабру мог бы спрятаться. Что касается самого Нехледила, в нынешнем положении он радостно прыгнул бы в чан с кипящей кислотой, только бы доказать свою преданность Австро-Венгерской монархии. Однако осуществить наш план всё-таки будет чрезвычайно трудно.

Мы решили, что он спустится в трюм вперед головой, потом протиснется через отверстие и согнется, чтобы выбраться на другой стороне. В конце концов ему пришлось раздеться, мы намазали его содержимым большой банки кольдкрема, который Клеммер вез домой в Полу в подарок жене. Потом обвязали Нехледилу щиколотки простыней, чтобы поднять наверх, если он потеряет сознание. Он взял карманный фонарик и нырнул в затхлую темноту.

Как только исчезли ноги Нехледила, ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась. Вошли двое вооруженных рядовых, схватили меня и потащили к Вачкару, который ждал на палубе. К счастью, они очень спешили и не заметили, что не хватает одного заключенного. "Ну вот и всё," — подумал я про себя, когда они толкали меня вверх по лестнице. Меня собираются расстрелять и выбросить за борт, чтобы произвести впечатление на остальных? Когда мы оказались на палубе, я оттолкнул своих тюремщиков и встал прямо, насколько мог, расправляя помятую одежду.

— Герр шиффслейтенант Прохазка? — спросил Вачкар.

— Да, чем могу быть полезен, не зря ведь ваши головорезы затащили меня на палубу?

— Пойдемте со мной, если желаете. Я хотел бы поговорить с вами наедине.

Меня обуревало желание сохранить достоинство и отказаться. Но когда дуло винтовки упирается тебе в спину, это весьма красноречивое приглашение. И в любом случае, чем дольше меня удерживают главари мятежа, тем больше у Нехледила и остальных времени, чтобы вырваться из этой тюрьмы. Вачкар повел меня к носовому кубрику и закрыл дверь, поставив снаружи двух рядовых.

Он сел за грязный стол и велел мне сделать то же самое. Я предпочитал стоять, но почувствовал, что лучше говорить с ним сидя. Он прямо-таки горел желанием поговорить со мной.

— Хотите сигарету, герр шиффслейтенант? Они принадлежали герру лейтенанту Штрнадлу, но теперь ему не понадобятся.

— В таком случае — нет, благодарю. Я не пользуюсь краденым.

— Как вам угодно. Не возражаете, если я закурю?

— Нет.

Он зажег сигарету и повернулся ко мне через стол.

— Слушайте, Прохазка...

— Герр шиффслейтенант, с вашего позволения...

— Прохазка, ни к чему вставать на дыбы. Слушайте, я выложу все прямо: я приглашаю вас присоединиться к нам.

— Присоединиться к мятежникам и убийцам? Вы, должно быть, выжили из ума. С какой стати вы считаете, что я хочу к вам присоединиться?

— Вы чех, как Айхлер и я, и думаю, пришла пора понять, в чем заключаются ваши реальные интересы.

— Может, вам стоило поразмышлять о том, в чем заключаются ваши интересы или, вернее, заключались, потому что сейчас уже слишком поздно. Мятеж, убийство, переход на сторону врага и насилие по отношению к вышестоящим по рангу — все эти преступления караются смертной казнью.

— Так значит, если меня поймают, то расстреляют четыре раза? Бросьте. Сейчас мы в тридцати милях от итальянских вод, и через час уже стемнеет. Нет, мы, так или иначе, удостоверимся, что нас не поймают. Думаю, я должен предупредить, что Айхлер станет расстреливать вас одного за другим в качестве заложников, если за нами погонятся. Он гораздо жестче меня. Думаю, вы это уже заметили.

— Но если вы так уверены, что окажетесь в итальянских водах до наступления ночи, почему для вас имеет значение, присоединюсь я к вам или нет?

— Частично — это забота о ваших же долгосрочных интересах...

— Спасибо. Я так тронут...

— А отчасти — забота о наших.

— О чем это вы?

— Полчаса назад пролетела летающая лодка, и уж точно не итальянская. А радисту удалось отправить сообщение, прежде чем мы захватили контроль над кораблем. И котлы в плохом состоянии.

— Зачем вы мне все это рассказываете? Похоже, вы не вполне уверены, что доберетесь до Италии.

Он помолчал несколько мгновений.

— Внизу, в машинном отделении, кочегары. Они сомневаются, нужно ли к нам присоединяться или нет, и просто тянут время, наблюдая, что происходит. Если бы к нам присоединился офицер и велел им перейти на нашу сторону, они бы, конечно, впряглись. Там в основном хорватские крестьяне, а они привыкли делать то, что приказывают.

— Понятно. Но почему я должен переходить к вам? Если я этого не сделаю, то ваш друг Эйхлер может застрелить меня и сбросить за борт, как и фрегаттенлейтенанта Штрнадла; но если этого не произойдет, худшее, что меня ожидает, это срок в итальянском лагере.

— Потому что вы чех, как и мы, вот почему. Вы и ваш пилот.

— Мне очень жаль. Хоть я и родился чехом, но давно стал австрийским офицером и отказался от национальности.

— Ну, может быть, самое время передумать. Австрия мертва, Прохазка: мертва уже много лет, еще до войны. Теперь, наконец, Старик — труп, превратился в прах.

— Позволю себе не согласиться: Австро-Венгрия, вероятно, выиграет войну.