Двуявь

Юра присел на подоконник. Они помолчали, вспоминая разговор в кабинете, потом Тоня сказала:

– Они меня с толку сбили. С этими своими намёками – про чудеса и прочее. Ещё и подмигивали.

– И обещали, что нам вместе многое предстоит. Уже предвкушаю.

– Но-но, товарищ Самохин. Вы тут не того. Не этого.

– А что я? Следую завету старших товарищей. Они же сказали – общайтесь, делитесь версиями, догадками…

– А что, уже есть догадки? Делись!

– Нету, – вздохнул он. – Ни единой. Поэтому надо сесть, обдумать всё хорошенько. Предлагаю вон там, на бульваре. Знаешь кафешку за перекрёстком?

– Прямо сейчас?

– А чего тянуть?

– Лекция же, – она посмотрела жалобно.

– Тоня, – сказал Юра, – окстись. Какая, блин, лекция? Нас ректор отпросил лично. Предлагаешь проигнорировать? Стиснуть волю в кулак и пылиться тут до обеда? Народ не поймёт, осудит за левацкие перегибы. Ты посмотри, какая на улице красота!

– Искуситель, – вздохнула Тоня.

– Даже не сомневайся, отличница. Сделаем из тебя человека.

Она фыркнула и надела пальто. Спустившись по лестнице, они вышли во двор. За последний час потеплело, причём заметно – градусов до пятнадцати; к обеду можно было ждать и все двадцать. Октябрь удачно прикинулся сентябрём.

– Видишь, а ты не хотела.

– Всё, всё, убедил. Веди по кривой дорожке.

– Прошу.

Они двинулись вдоль фасада, который пускал зайчики и дразнился, вывалив красный язык-транспарант: «Да здравствует 100-я годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции!»

– Я тебя в электричке сегодня видел.

– А, кстати! Я тебя тоже, только ты отвернулся сразу.

– Отвлекли, – он не стал вдаваться в подробности. – Но я заметил, что ты с книжкой сидела. Что читала-то?

– Жуковский, «Кассандра».

– И про что там?

– Прорицательница сбежала с царского пира.

– Опять эскапистские мотивы?

– Ой, хоть ты не подкалывай! Я ещё после допроса не отошла.

– Ладно-ладно. А почему с бумаги, а не с планшета?

– Да ну. Стихи с планшета читать – это как, я не знаю, хэви-метал слушать на патефоне. Несоответствие формы и содержания.

– Ты слушаешь хэви-метал?

– Да нет же! Просто пример для наглядности привожу.

– Теперь ясно.

Кафе называлось «У дяди Коли» и находилось в пяти минутах ходьбы. Даже сейчас, в самый разгар занятий, большинство посетителей составляли студенты – Юра заметил пару знакомых лиц со старшего курса.

– Может, на улице сядем, раз такая теплынь?

– Согласна.

Над пластиковыми столами пестрели зонтики с символикой пепси-колы, в холодильнике зеленел от злости «Тархун». Прогульщики, однако, предпочли кофе. Тоня, размешивая сахар, спросила:

– Серьёзно, Юра, зачем мы ему нужны? Неужели потребует, чтобы мы… ну, это…

– Стучали? Вряд ли. Тогда вызывал бы порознь и разговаривал бы с глазу на глаз, без ректора. Но дело даже не в этом. Времена изменились, тут он, пожалуй, прав – хотелось бы верить, во всяком случае.

– Нет, я понимаю, что чёрный воронок не приедет, остался в двадцатом веке. Но всё-таки такие конторы, они…

– Немного консервативны по своей сути, – подсказал Юра.

– Вот-вот. Ты уловил мою мысль.

– Работа у них такая. Но мы им, по-моему, нужны для чего-то совсем другого. Вопрос – для чего? Фиг знает, гадать тут можно до посинения, и всё без толку. Придётся ждать, пока позвонит.

– Почему он сразу не объяснил? Зачем тянет?

– Помариновать, наверно, решил. Понаблюдать за добычей в её, так сказать, естественной среде обитания.

Тоня обеспокоенно огляделась и попросила:

– Хватит меня пугать. Расскажи лучше про «антиграв», про это твоё эссе, к которому они прицепились. Что ты там написал такого? То есть общую суть-то я поняла, а конкретно? Только мне попроще, без формул.

– Какие формулы? Я из физики только «е равно эм цэ квадрат» помню. А из химии «цэ-два-аш-пять-о-аш» и слово «валентность».

– Не прибедняйся. Давай рассказывай.

– Ладно, смотри. Попробую в двух словах. «Антиграв» придумали в конце пятидесятых. Они там в КБ Челомея что-то мудрили с системами приземления и случайно набрели на некий эффект, который сочли курьёзом. Побочный продукт при расчётах, крайне сомнительный. Вникать особо не стали – некогда, основная тема горит. Так и забыли бы, но Хрущёв вцепился, как клещ.

– А он откуда узнал?

– У него там сын работал, как раз в этом отделе. Молодой ещё, недавно из института. Рассказал отцу мимоходом, как анекдот из жизни. Представляешь, мол, гравитацию чуть было не отменили. Но папа юмор не оценил. И объяснений, что такой эффект невозможен, слушать не пожелал – приказал землю носом рыть, пересчитать всё заново. Ну и вот.

– Значит, если бы не Никита Сергеич…

– Да, в том-то и прикол. Хотя многие о нём отзываются без всякого пиетета – говорят, что упёртый был просто до безобразия. Если что втемяшилось – всё, капец. Ломится, как лось через заросли, и слушать никого не желает. Попробуешь возразить – обложит по-пролетарски.

– Как тех авангардистов в Манеже?