Что ж, товарищ Самохин, вас, похоже, можно поздравить. Ваши ночные, с позволения сказать, грёзы приобретают новое качество, а точнее, переходят в разряд многослойного тяжёлого бреда.
Нет, серьёзно, это уже перебор.
Сначала ему, как обычно, снился дождливый мир, причём подробности проступали всё явственнее - поездка на воняющей бензином машине, мертвенно-голый парк, сигаретный дым. Чей-то могучий смех. Высохшее тело в тлеющем круге. И нелепое словосочетание 'консервированное солнце', засевшее в памяти, как заноза.
А потом приснилось, что он проснулся.
Да, проснулся, открыл глаза и увидел этих безликих, которые пришли с лоджии и принялись его изучать. Спасибо, будильник их распугал, как петушиный ор - тупую деревенскую нечисть.
Проблема в том, что они выглядели слишком реально. Слишком.
И ладонь до сих пор саднила, а в теле ощущались словно бы отголоски (если это слово здесь применимо), остатки той мерзкой тяжести-перегрузки, которая сковала его перед пробуждением. Как если бы гравитация, приручённая человеком, взбесилась и вздумала отомстить...
Сообразив, что от подобных мыслей можно и правда слететь с катушек, он поднялся, проковылял на кухню и включил чайник. Засветился телеэкран, затараторил диктор, но слова проходили мимо ушей. Юра, сделав над собой усилие, вслушался - просто чтобы отвлечься.
- Американская общественность с энтузиазмом восприняла визит главы советского государства, люди на улицах в Вашингтоне приветствовали кортеж. На переговорах в Белом Доме было заявлено о необходимости дальнейшего углубления сотрудничества во всех областях. В то же время, реакционные силы в Конгрессе не оставляют попыток испортить атмосферу добрососедства и взаимного уважения. Ястребы-неоконсерваторы, закусив удила...
С содроганием представив себе ястребов с удилами, он приглушил звук почти до нуля. Собрался соорудить себе бутерброд, чтобы перебить горьковатый табачный привкус, оставшийся после сна, но помешал оживший коммуникатор.
- Юра, - в голосе Тони чувствовалась тревога, - с тобой всё нормально?
- Вроде живой. А почему ты спрашиваешь?
- Не знаю даже. Проснулась и хожу сама не своя, только мысль почему-то крутится - надо обязательно позвонить, вдруг он там...
Она проглотила окончание фразы, и Юра, ощутив её смущение так явственно, словно стоял с ней рядом, поспешно проговорил:
- Ну и правильно сделала, я по тебе соскучился.
- Правда?
- А то. Сижу, на кофейной гуще гадаю: позвонит - не позвонит, плюнет - поцелует. Извёлся весь.
- Бедняжка, - она с облегчением рассмеялась. - Ну, раз дурачишься, значит, правда всё хорошо. Тогда до встречи, да? Жду тебя в нашем явочном тамбуре.
- Договорились.
На выходе из подъезда он снова столкнулся с соседкой-пенсионеркой, коротко поздоровался и хотел уже пойти мимо, но её откормленный сенбернар вдруг ощетинился и заступил дорогу.
- Чего ты, Барончик? - удивилась соседка. - Это же Юрик!
Пёс зарычал басовито и неприветливо.
- Фу, Барон! Фу! - она тянула поводок на себя. - Прекрати немедленно! Кому говорю! Юрочка, извини, он сегодня какой-то странный...
- Бывает.
Обогнув зверюгу, Самохин выбрался со двора и посмотрел на небо. Антициклон держал оборону, лишь за Змей-горой притаилась дистрофичная туча, да ветер дохнул прохладой, напоминая, что сегодня - первый день ноября.
Юбилейные торжества надвигались неотвратимо. Самый большой кумачовый флаг трепетал над входом в мясной кооператив 'Козерог' - на его фоне даже багряные клёны смотрелись бледно.
Едва студент взошёл на перрон, позвонил Фархутдинов.
- Итак, Юрий. Вчера вы требовали серьёзного разговора. Не передумали?
- Нет, я готов.
- Прекрасно. Приходите к полудню в контору, кабинет двадцать восемь. Пропуск я закажу.
- Понял, буду.
- Тогда до встречи. Антонине привет.
'Да иди ты лесом', - подумал Юра.
Электричка гостеприимно открыла двери. Он пропустил вперёд двух девиц спортивного вида в сопровождении угрюмого парня, вошёл вслед за ними в тамбур. Тоня улыбнулась ему, сделала шаг навстречу, но отчего-то снова смутилась. Тогда он сам шагнул к ней и, повинуясь порыву, наклонился к её губам. Двери за спиной тихо сдвинулись.
- Ух, - сказала Тоня, порозовев, - экий вы, Юрий, с утра... решительный...
- Не сдержался, - доложил он, - а сейчас опять не сдержусь.
Солнце хихикало за окном. Мелькали столбы.
- У тебя сколько пар сегодня? - она заглянула ему в глаза. - У меня всего две, а потом - свобода...
- А у меня - четыре, - он не признался, что в обед идёт к комитетчику, - плюс ещё тренировка, с которой хрен убежишь.
- Почему это?
- Тренер - горячий джигит, обидчивый. Зарэжэт, да.
- Ой, страсти какие! Ладно уж, тренируйся, ты мне ещё живой пригодишься.
- Зато завтра - другое дело. Ангажирую вас, сударыня, по полной программе.
- Боюсь даже уточнять...