Двухголовая химера

Выпучив глаза, люди переглянулись в сомнении, но у меня не было времени с ними возиться.

— Быстро. Пока я не сделал с вами то же самое.

Портки я разрешил им оставить, остальное — подверг энтропии вместе с оружием. На меня смотрело восемь пар перепуганных глаз, ожидающих оглашения своей участи. Высокие лбы, гладкая кожа, ровные зубы. Лица столь же красивые, сколь отвратительные.

— Валите отсюда. Так же, как пришли. И если выживете, расскажете другим, как вредно бывает жадничать. Пошли!

Почти голые люди бросились вверх по склону, на ту самую тропинку, по которой мы пришли сюда вчера. Никто даже не оглянулся — все были слишком заняты спасением своей шкуры. Без снаряжения у них практически не было шансов, и я отлично это понимал.

Я проводил их взглядом и пошёл вглубь селения, осматривая тела убитых моготов. Старика Хареха удалось найти без труда — он едва успел выйти из своей хижины, когда ему в сердце вошла стрела.

«Я скоро умру, — сказал мне шаман накануне, — но ненависть не живёт в моей душе».

«Моготам неведом страх смерти, — сказал он. — Мы умираем легко».

Наклонившись над распростёртым на земле телом, я закрыл мертвецу глаза.

А потом развернулся и пошагал прочь.

Отряд встретил меня гробовым молчанием.

— Выдвигаемся в Костяную долину. Сейчас же.

Едкий дым нехотя выпустил нас, скрыв зрелище праздника смерти. Шли молча и не оглядывались, оставляя позади тела моготов и разорённое селение. Горстку недожитых, скупых на радости жизней, положенных на искупление чужих грехов. Выродков, которые не знали благополучия, но умели благодарить.

А кошель с драгоценными камнями так и остался лежать поверх кучи отныне безымянных останков.

Глава 19 Ночь Белого Круга

Вернон Фельедер стремительно вошёл в отведённые ему апартаменты, хлопнув дверью.

Первым делом он бросил в угол дорожную сумку — так, что всё содержимое со звоном и треском перемешалось. Затем под гнев чародея попал оказавшийся на дороге стул: рука Архимага швырнула его в полотно с изображением Париума Мудрого, нынешнего кана Кан-Терна. Изящный предмет мебели из красного дерева разом лишился двух ножек. Париум потерял нос и кусок воротничка. Позолоченная рама картины сломалась при падении.

Подойдя к столу, Вернон тяжело опёрся о него руками и устало опустил голову. Вся его одежда была в пыли, сапоги — в глине, а штаны вдобавок непереносимо воняли лошадиным потом. Но бесили первого волшебника Ордена отнюдь не эти досадные мелочи.

Сзади открылась дверь, и дрожащий голос раба, заикаясь, промямлил:

— Госп-подин, хозяин велел п-передать, что если он чем-то обидел вас…

— Вон! — Вернон схватил со стола хрустальный графин и швырнул его на звук. Сосуд разлетелся вдребезги, столкнувшись со стеной, а раб, подвывая от ужаса, поспешил скрыться, чтоб не попасть под горячую руку.

Архимаг подскочил к двери и перед тем, как повторно её захлопнуть, проорал в проём:

— Меня не беспокоить!

Не раздеваясь и не разуваясь, он повалился на обитую дорогой тканью софу, закрыл глаза предплечьем.

— Ещё один недосмотр, — сказал он самому себе, словно кому-то другому. — Если так пойдёт дальше, Грогган от меня мокрого места не оставит. С дерьмом сожрёт.

Какое-то время Вернон лежал неподвижно, возвращая себе спокойствие и продумывая дальнейшие действия. Сел, провёл ладонью по волосам. Вздохнул.

Наложив заклятье тишины, чтобы недотёпа-домовладелец или его рабы ничего не смогли подслушать, архимаг создал перед собой магическое окно. Несколько секунд полотно оставалось белым, но потом разговор приняли, и в окне появилось взволнованное лицо его второго заместителя:

— Господин?

— Жеверр.

Рыжий чародей прикрывался одеялом, свечение магического окна выхватывало из темноты кусочек комнаты и скомканную постель. От внимательного архимага не укрылась торчащая из-под медвежьей шкуры женская ступня. «Болван» — зло подумал Вернон и, чуть прищурившись, спросил:

— Прохлаждаешься?

Жеверр заметно заволновался, но попытался оправдаться:

— Но ещё даже не рассвело…

— Встать! — непривычно звонко рявкнул верховный маг, и рыжий лежебока тут же вытянулся по стойке «смирно», уронив прикрывающее всё самое главное одеяло. За спиной перепуганного заместителя пискнули, и нога тут же исчезла из поля зрения — женщина сползла на пол. — Ты опять в борделе, хрен сушёный?

— Господин, это заведение…

— Да трахайся ты хоть с овцами в овчарне, только так, чтобы никто об этом не знал! Сколько раз можно говорить о лице Ордена, а, тупое ты животное? — Вернон отдавал себе отчет в том, что выпускает пар, и потому делал это с особым удовольствием. — А если эта шлюха распустит язык?

И без того бледное лицо Жеверра теперь стало напоминать гипсовую маску.

— Я принял все меры…

— Да я вижу, что ты уже всё принял. У тебя зрачок до сих пор размером с медный грош! Эй, ты, — архимаг наклонился вбок, словно это могло помочь ему увидеть спрятавшуюся за кроватью жрицу любви, — пошла вон из комнаты! И если начнешь болтать о сегодняшней ночи, прикажу тебя усадить на самый длинный кол в моей пыточной, поняла?