Двухголовая химера

Разведчик тут же замер, не донеся ногу до пола, и, кажется, даже перестал дышать. Сначала я подумал, что он паясничает, но потом присмотрелся и понял: а ведь он правда не дышит.

И на уши вдруг обрушилась ватная тишина.

— Эй! — крикнул я и не услышал собственного голоса.

Я резко обернулся: все мои спутники точно превратились в статуи, одна нелепее другой. Кир, зажмурившись, потягивался, Литесса небрежным движением отбросила косу за спину, от чего та взлетела змеёй, Рэн и вовсе завис в воздухе на полпути к каменному возвышению, на которое намеревался вскочить. Словно кто-то превратил воздух в лёд, заточив нас навеки.

Но стоило мне только дёрнуться в направлении Арджина, как руины пришли в движение.

Стены начали разъезжаться, точно стояли на колёсиках, пол изменил наклон, потолок завращался, улетая прочь, я словно оказался за кулисами театра, где меняли декорации перед следующей сценой. Зал разделился на несколько частей, разъехался, и замершие фигуры моих спутников стали удаляться в разные стороны, каждый на своём летающем острове. Я подбежал к краю площадки, но тут её тряхнуло, и я едва не сверзился вниз: там, на непостижимой глубине, крутилась воронка вселенских размеров, которая словно затягивала в себя всё сущее.

Я вцепился в край острова, а ноги болтались над бездной, реальность с гулом и грохотом разделялась на фрагменты, которые перемешивались в непредсказуемом порядке. Появлялись даже острова с пейзажами, которых никак не могло быть в Острохолмье: заснеженные равнины, горные склоны с зелёной порослью, тропические леса, мимо проносились моря, древние руины и скалы, с которых низвергались водопады.

Сзади прямо на меня летел остров, я попытался быстро залезть, чтобы не дать себя расплющить, но только оторвал каменный блок, за который держался, и вместе с ним ухнул вниз.

Сердце ушло в пятки. Вселенская воронка вращалась передо мной, и вдруг я понял: это не вихрь, это — глаз! Крутящаяся, гипнотизирующая радужка, внутри которой таился зрачок непроглядной темноты. В воронке выло и грохотало, били молнии, мерцали вспышки, и весь этот хаос словно таращился мне прямо в душу, пытаясь разглядеть непонятно что. А я всё падал туда и падал, беспомощно размахивая руками.

И вдруг падение стало замедляться. Постепенно я перестал чувствовать бьющий в лицо ветер, а потом и вовсе завис в воздухе.

— Не дрожи, человече! — раздался мощный бесполый голос. — Сегодня не умрёшь ты.

Каждое его слово отзывалось в голове эхом.

— Как скажешь, — пробормотал я, балансируя в пустоте. — Ещё приказания будут?

— Ты дерзок, — усмехнулась воронка. — Но кто ты? Или, точнее… что ты?

— У меня те же вопросы, — снова не растерялся я, глядя в поглощающий реальность вихрь. — Иллюзию ты создал просто чудную, научишь?

— Иллюзию! — голос расхохотался. — Что ведаешь ты об иллюзиях, человече? Где видел правду ты?

Я повернулся, чтобы посмотреть наверх. Там всё так же мельтешили, перемешиваясь, островки реальности, которые теперь, со стороны, казались не больше, чем фрагментами рассыпавшейся мозаики.

— И то верно, — пробормотал я, изо всех сил стараясь ничему не удивляться.

— И что ж ты за создание? — прогудел голос, но спрашивал он как будто не меня. — Не видел раньше я таких. Похож на человека… а совсем не человек!

Воронка будто заглянула в меня — я это почувствовал. Словно склизкое щупальце, тонкое и покрытое не то волосами, не то мелкими ножками, пробежалось по внутренностям и мыслям. От омерзения меня едва не вывернуло, поэтому я пропустил реплику.

— И впрямь убить тебя нельзя без худа для себя! Так как же быть с тобой, что делать?

— Прости и отпусти, — ляпнул я, пытаясь подражать вычурной манере таинственного собеседника. — Куда ты дел моих друзей, иллюзионист?

— Целы они. Тебя лишь я забрал, — ответило Око, и вдруг сменило тему: — Мне ведомо, куда ты держишь путь. И ведомо, зачем.

— Да кто ты хоть такой-то? — не выдержал я. — Какое тебе дело до меня вообще?

— Уж дело есть! Опасен ты для всех и для всего. А я часть силы той, что миром дорожит.

— Опасен, — повторил я с сомнением. — Ещё бы знать, чем. А то все вокруг обо мне что-то знают, один я незнайка.

Какое-то время воронка молча сверкала молниями.

— Всему свой час, — обронил голос в итоге. — Возможно, победив врагов, ты истину постигнешь.

— Чьих врагов? — спросил я вяло, но меня словно не услышали.

— Пришелец тот, что Грогганом зовётся, недоброе замыслил. Не говорит он правды даже своему слуге. Его правления мир наш не переживёт.

— А ты пророк, что ли?

— Мне многое известно.

— Ну, надеюсь, тебе в таком случае известно, что мне до свечки, кто что переживёт.

— Судьба друзей тебя нисколько не заботит?

Я сжал губы, не найдясь с ответом. Подловил, сволочь.

— Погибать тебе нельзя.

Эта фраза прозвучала обычно и оттого намного более проникновенно. Я даже ненадолго задумался — а так ли я готов к смерти, как думаю?

И тут же, прислушавшись к звенящей внутри пустоте, сам же ответил: «Более чем готов».

— Чего тебе от меня надо?