Двухголовая химера

Дверь, из которой мы пришли, оказалась ближе всех, я пронёсся через проём так быстро, словно под ногами горел камень. Последнее, что я увидел, обернувшись: Отражение, вцепившись в рвущегося из его рук Гроггана, не даёт тому сдвинуться с места, а Вернон, странно скривив лицо, бежит следом за мной.

Но архимаг не успел — дверь с шумом грохнулась прямо за моей спиной, словно у неё оторвали противовес, и окончательно отрезала меня от преследования.

— Что значит — Нирион может перестать существовать?! Почему?

— Туда пришёл человек, который собирается изменить само мироустройство. Он служит самой мощной из существующих силе, так что при естественном порядке вещей его план удастся.

— Кур-рва! Вот так неожиданность, рвать её мать, вот так новости! И как же я могу этому помешать?

— Твоя линия судьбы подходит к концу. Исходя из этого, твой единственный шанс — нарушить естественный порядок.

— Линия судьбы? Постой. Это значит, что я умру? Так, что ли?

— Так.

— М-мать-перемать… И сколько же мне, по-твоему, осталось?

— Чуть больше полугода.

— … Чёрт, с тобой, предположим. И что делать тогда? Как всю эту хрень предотвратить?

— Человек, с которым ты пришёл ко мне, нарушает событийный поток, заставляя его ветвиться. Ты можешь повлиять на него и заставить события идти по менее вероятным веткам. В том числе по тем, что содержат в себе сохранение существующей вселенной.

— Человек? Постой, Энормис?

— Так он себя называет.

— Так и знал, что с ним не так что-то… Значит, мне никак не обойти судьбу?

— Любая попытка так или иначе приведёт к тому же результату. Сопротивление лишено смысла.

— И… мне нужно идти с ним.

— Этот вариант обладает наибольшей эффективностью.

— И умереть… Чёрт, да не верю я тебе!

— У всякого разума есть возможность отвергать Знание.

— … Как я умру?

«Как я умру?» — Кир задавал себе этот вопрос сотни раз до встречи с Оракулом. Каждый раз картины рисовались разные: падение в шахту, засада шушеры, укус какой-нибудь ядовитой твари Глубин, встреча с Тенью или, чем чёрт не шутит — старость? — но непредсказуемость будущего делала своё дело — он не думал об этом всерьёз. Теперь же будущее обрело формы, и завтрашний день улыбнулся гному оскаленным черепом, а дыхание смерти с тех пор преследовало копателя всюду, даже во сне. Смириться с этим не получалось. Он не хотел верить Оракулу, отрицал Знание в мыслях, но заронённое в его душу зерно дало ростки, и чем дальше, тем больше Кир убеждался в правоте Голема. Осознание неотвратимости конца само по себе сделало невозможным планирование будущего — все мечты, какие ещё оставались, постепенно исчезали. На их место пришла Цель — во что бы то ни стало сделать так, чтоб его смерть оказалась ненапрасной. Если бы не это, он бы давно сбежал от жуткого человека, по какой-то насмешке судьбы ставшего его другом.

Впрочем, винить Эна было не в чём — ведь он не знал того, что знал Киримор. Гнома беспокоило лишь, сможет ли тот дойти до конца. Поэтому он так боялся, что чародей сбрендил. Поэтому, когда они попали наконец на остров и увидели вулкан, копатель всё понял.

«Здесь, значит. Здесь это случится. А ничего у меня склеп… Большой».

Преследователи орали и стучали в дверь за его спиной. Кир смотрел вниз через окно, рукой прикрываясь от сияния Средоточия — бесстрастного камня, парящего в середине зала. Дверь за Энормисом только что закрылась, полуослепший Грогган, странно дёргавшийся на протяжении полуминуты, вдруг сорвался с места, начал колотить закрывшуюся створку, но та была слишком толстой даже для него.

«Они уйдут, — вдруг понял гном. — Теперь точно вырвутся. По-другому и быть не может».