— Эй, — позвал я.
— Что? — раздался голос из темноты соседней камеры.
— Как думаешь, насколько мы глубоко под землёй?
— Тебя не это должно сейчас беспокоить.
— А что же?
— То, как ты собираешься осуществлять свой план.
— А у меня есть план? — усмехнулся я.
— Ну, как-то же ты собираешься выбираться из камеры, искать девчонку и вместе с ней сматываться отсюда.
Мне сразу стало не до смеха. Первой мыслью было: «Это меритарит, и он меня провоцирует». Но потом здравый смысл подсказал — нет, будь он подосланным меритаритом, он не стал бы так нагло выдавать себя. Однако если это не провокация Ордена, то встаёт вопрос — откуда мой товарищ по несчастью знает о Лине?
— Ты кто такой? — спросил я, разом растеряв всю вежливость.
— Я же говорил. Я — Бессмертный, — ответил парень из темноты.
— И что это значит?
— Значит, что я не могу умереть.
«Понятно, прямыми вопросами от него правды не добиться, — подумал я. — Нужно действовать иначе».
— Если ты не чародей, какого лешего ты делаешь в камере смертников?
— Это я тоже говорил. Не твоё дело, — парень усмехнулся. — Не переживай, я тебе скорее друг, чем враг.
— Где только не встретишь друзей, однако.
— Что тут скажешь — жизнь умеет удивлять!
По сравнению с прошлым разговором этот тип намного больше хамил, и потому нравился мне всё меньше. Я что, проспал что-то важное?
— Так, — твёрдо сказал я. — Выкладывай, откуда меня знаешь. Хватит юлить.
— Не сейчас.
— Сейчас!
— К тебе сейчас придут, так что не сейчас.
— Чего?! — не понял я, но уже через пару мгновений увидел перед своей камерой нового человека.
Он словно соткался из воздуха — мгновенно, без каких-либо признаков эфирного перехода.
— Вы, Меритари, совсем охренели уже! — с перепугу ляпнул я. — Стучаться надо!
Человек словно меня не услышал. Вопреки моему предположению он не носил красного — вся его одежда была серая и не отличалась изысканностью, хоть и выглядела опрятно. Причислить незнакомца к Ордену было нельзя хотя бы потому, что в нём не было присущего меритаритам лоска и заносчивости. На первый взгляд этот человек вообще не производил никакого впечатления. Он был обычен с ног до головы, не выделялся ни ростом, ни одеждой, ни позой. Но потом я разглядел его глаза — беззрачковые буркалы — и от одного их вида меня взяла оторопь.
В первые же мгновения я понял — случай подкинул мне
Белоглазый разглядывал меня, я — его. Внутри зашевелилось что-то нехорошее. Чутьё подсказывало, что передо мной человек, который сам себя создал. Он знал, кем хочет стать, и стал им в точности — ведь недаром вся эта серая одежда, заурядная внешность и потусторонний взгляд. Эта способность к тотальному самоконтролю пугала, хоть и была всего лишь моим домыслом. Но на этом заканчивались даже домыслы — больше я не смог прочесть по своему визави ничего. Судя по пристальному взгляду, незнакомец что-то обо мне знал — и я терпеливо ждал от него действий, любых, чтобы эта странная встреча стала хоть чуть-чуть понятнее.
Однако прежде, чем он заговорил, прошла целая вечность молчания.
— Так вот ты какой, ученик Мага, — бесцветно сказал он. — Переживать, видимо, не стоило.
— Уж какой есть, — отозвался я как можно равнодушнее. — А ты-то кто такой?
Белоглазый не ответил. Ему, похоже, было наплевать, отвечу я, не отвечу или прямо сейчас скопычусь. Такое хамство я терпеть не собирался, так что продолжил беседу словно бы с самим собой:
— Никто не называл моего учителя Магом. Нет, он, конечно, им и был, но ни одна чародейская душонка его почему-то так не называла. Всё больше «изгоем» или «ренегатом», или «колдуном». Хотя никто его ниоткуда не изгонял. Да и никогда он не был в стане Ордена, чтобы зваться ренегатом… Но это ведь не главное, правда? Главное — дать врагу обидную кличку. А Орден ведёт такую политику, что все, кто к нему не присоединяется — враг. И раз уж прогнуть Мага под себя они не смогли, так хоть полили грязью — лаяли на него с безопасного расстояния обидными кличками… Вот только плевать он хотел, как его называют. И правильно. Пускай себе пёс брешет, раз на большее смелости не хватает.
— Я был с ним знаком, — уронил человек в сером, не сводя с меня застывшего взгляда. — Недолго. Действительно, прозвища его мало волновали.
— Что-то сомневаюсь, что вы были добрыми приятелями.
— Нет, не были. Он был камнем, а я — сапогом. И у меня хватило смелости убрать его с дороги.
Я вскипел буквально за секунду.
— Это ты сравнял Квисленд? — прорычал я, через боль дёрнувшись вперёд.
— Пришлось, — пожал плечами белоглазый.
Борясь с желанием вскочить и хотя бы плюнуть в его равнодушное лицо, я выдавил сквозь зубы:
— Зачем?
— Даже если бы я захотел ответить, — человек в сером, кажется, впервые за разговор моргнул, — тебе этого не понять. Я существую в иной реальности, мои действия и побуждения лежат в иных плоскостях. Силы, с которыми я имею дело, не укладываются в человеческое понимание мира. Твой учитель не захотел встать на мою сторону, а занял противоположную. Я смёл его. Это всё, что тебе нужно знать.
— Это было глупо с твоей стороны.