Посередине постели — большой поднос с остатками еды и единственным высоким бокалом для шампанского.
Бутылка стояла на бело-золотой тумбочке.
На шкафу лежал перепачканный в шоколаде Ангел, доедал остатки шоколадной плитки с орехами...
— Ну, если ты теперь совсем не пьешь, так съешь еще хоть чего-нибудь, — говорила Лори-Лариса полуголому Лешке.
Ангел услышал, горделиво ухмыльнулся.
— Спасибо, Ларочка. Я сыт. Не могу больше...
— Напрасно, — огорчилась бывшая Цыпа. — Тебе нужно силенки восстановить. Поешь...
— Спасибо. Нет.
— Ну, на нет — и суда нет, — сказала Лори.
Она привстала, запахнулась в халат, подняла валявшуюся на полу Лешкину гитару и села напротив Лешки, поджав под себя ноги.
— Тогда давай споем вместе. — И Лори прошлась пальцами по гитарным струнам.
— А что споем? — спросил Лешка.
— Галича.
— Что из Галича? — попытался уточнить Лешка.
Но Лори-Лариска ничего не ответила.
Глаза ее уставились в бесконечность, пальцы тихо, но тревожно тронули струны гитары, и она запела приятным, чуть хрипловатым от бессонной ночи голосом:
Лешка ошеломленно уселся на подушки, завернулся в одеяло и тихо продолжил:
— пели они уже вдвоем...
Резкий, жестокий аккорд... и снова еле звучит гитара:
Ах как рванула Лариска Кузнецова гитарные струны!
Ангел на шкафу даже съежился, глаз не мог оторвать от постели внизу...
слаженно и страшно пели Цыпа и Леха...
пели они оба уже в полный голос.
Лори тренькнула одной струной, посмотрела на сидящего в ее постели, съежившегося под одеялом Лешку и тихо повторила:
— И мы — ни к чему... Алешенька.
Ангел со шкафа смотрел вниз так, словно впервые увидел Людей.
Не выпуская из рук гитары, Лори решила переменить тему:
— Ты когда последний раз звонил домой?
Лешка смутился, потянулся за сигаретами.
— Ладно, — сказала Цыпа-Лариска. — Твое дело. Хочешь хорошую работу? Не по двенадцать марок за разборку мусора и не по пятьдесят за вечер с гитаркой... А по пятьсот за смену. Поначалу только Дальше — больше. В смысле — за съемочный день. Ты же артист, а это примерно одно и то же.
Лешка отвел глаза в сторону:
— Но я же артист драматический.
— А кому ты здесь нужен, драматический?! — От злости Лариска рванула гитарные струны. — Был бы ты цирковой, еще куда ни шло: встал вверх ногами, перевернулся через голову, и всем все понятно. А драматический ты артист или, еще чего хуже, писатель русский — кому ты здесь на Западе сдался? Я уже двенадцать лет живу за границей, весь мир со своим порнобизнесом объездила, — знаешь, сколько я таких русских гениев повидала?! В Москве или в Ленинграде на них рот разевали, в киосках «Союзпечати» фотками их торговали, за ихними автографами в драку лезли... А как за бугор переехали, так и сгинули... Где они здесь? Кто они? Сидят на своем грошовом социале и не чирикают. Тут они — никто, и звать их — никак! Мне партнер нужен, Алешенька. На которого я бы по-настоящему заводилась. Чтобы не только между ног, а еще и в сердце что-нибудь шевельнулось... Любимый партнер, постоянный, а не случайный кобель с тупой харей и перекачанными мускулами. Сколько я еще продержусь в этой индустрии? Год, два?.. Тут лошадиного здоровья не хватит. Пора свою фирму открывать... Хочешь со мной?
Лешка загасил сигарету, сказал тихо, потерянно:
— Я домой хочу...
— Так делай что-нибудь для этого! Ну хотя бы своим позвони... Они ж там небось с ума сходят.
— Я звонил.
— Сколько раз?