Двуликие. Клетка для наследника

Я не успела и слова сказать – Норд подхватил меня под локоть и вывел с балкончика. Несколько торопливых шагов вглубь библиотеки – я в это время с любопытством оглядывалась по сторонам, пытаясь рассмотреть хоть что-то, ведь когда мне в следующий раз придётся здесь побывать, неизвестно – а потом мужчина подвёл меня к портальному зеркалу и остановился рядом с ним.

Это зеркало было копией того, из зала Памяти. Большое, с мутным стеклом и серебряной рамой, изображающей переплетённые ветки и листья.

– Вы сможете уйти отсюда тем же путем, что и пришли, – сказал Норд, внимательно глядя на меня. – Если, конечно, я не ошибаюсь… А я редко ошибаюсь. Но прежде, чем вы уйдёте, я хочу задать вам один вопрос.

Я сразу напряглась. И ничуть не удивилась, ощутив, как заклинание абсолютной правды вновь схватывает моё горло невидимым обручем.

– Что вас связывает с Триш Лаирой?

Жаль, что солгать невозможно.

– Ничего… кроме снов.

– Снов? – он схватил меня за плечи и развернул лицом к себе. – Что это значит? Объяснитесь, Шайна!

Его руки на моих плечах казались раскалёнными углями. Что же он такой горячий? Я вот наоборот – холодная, как ледышка.

А выражение лица у Норда в этот момент было странное. Словно он что-то искал в моём лице – лихорадочно, зло, жадно…

Но я его почему-то не боялась.

– Она мне снится, – как только я это сказала, ощущение железного обруча на шее будто растворилось. – Снится уже десять лет. Иногда каждую неделю, иногда реже. Один и тот же сон… Только последние два сна были иными.

– Расскажите. – Не просьба – приказ.

Я рассказала. Вкратце, конечно. Обо всех трёх снах про Триш, умолчав лишь об одном – о своём желании узнать про неё правду.

Я понимала, что мужчина, скорее всего, знает о ней то, что необходимо знать мне, но спрашивать не хотела. Почему?

Когда я была маленькой, мама сказала мне, что у меня, кроме магии Крови, есть ещё один особый дар. Она называла меня интуитом. Вот и сейчас мой дар подсказывал – не надо ничего спрашивать у Норда.

Когда я замолчала, он на мгновение прикрыл глаза, словно пытаясь справиться со своими чувствами. А потом сказал:

– Теперь я всё понял. Спасибо, Шайна… идите к себе.

И отпустил мои плечи.

– Скажите, а… – я закусила губу, чувствуя некоторую неловкость, – если я ещё раз сюда приду… Попаду в тюрьму или…

– Или, – он улыбнулся. Только улыбка не была тёплой – скорее, грустной. – Приходите, Шайна. Только лучше всё же… не днём.

– Хорошо, – я кивнула и, поколебавшись, добавила: – До свидания.

А потом шагнула в зеркало.

***

Профессор Эмирин Аррано

Была уже поздняя ночь, когда в дверь вдруг постучали. Она сразу узнала этот стук – резкий, быстрый и громкий, последние десять лет Эмирин слышала его всё чаще. Иногда ей хотелось не открывать дверь, сделать вид, что не слышала, но она не могла.

Не смогла и в этот раз. Встала из-за стола, чуть не опрокинув чернильницу, подошла к двери и распахнула её, в последний момент успев поймать буквально свалившегося на неё эльфа.

– Прости, – шепнул он еле слышно, полузадушенно, втягивая носом воздух где-то возле её уха. – Перестарался.

– Я же говорила, – сказала Эмирин, втаскивая его в комнату. – Я ведь говорила, что не сработает, Дрейк.

– Я должен был попытаться… Должен…

Она почти внесла эльфа в свою спальню, осторожно уложила на кровать и начала раздевать, краем глаза подмечая и бледность его кожи, и выступившую на лбу испарину, и лихорадочно блестящие глаза.

– Сейчас будет легче. Сейчас-сейчас…

Наконец последняя вещь была стянута. Эмирин отстранилась на секунду, глубоко вздохнула, словно перед прыжком в ледяную воду, и сбросила на пол своё белое платье, оставшись обнажённой. А потом легла на Дрейка, даже не поморщившись, когда он изо всех сил сжал её талию и уткнулся носом в ложбинку между грудей.

– Прости, прости меня, – жаркий, больной шепот. Сколько раз она слышала его за эти десять лет? Наверное, больше тысячи… – Прости меня, Эмил…

– Ну что ты, Дар. Всё хорошо.

Дрейк знал, что она врёт. И Эмирин тоже догадывалась, что он об этом знает. Но в этой ситуации она не могла поступить иначе.

И она позволяла ему целовать свои губы, сжимать грудь, ласкать спину, живот и бёдра… Она позволяла ему всё. А он брал всё, что она ему позволяла, потому что тоже не мог иначе. Ведомый проклятьем, Дрейк знал – единственное, что он может сделать, чтобы облегчить боль Эмирин – это просить прощения.

И он просил. Целовал – и просил прощения, ласкал – и просил прощения. Двигался в ней – лихорадочно, резко, агрессивно – и просил прощения.

А потом приходило наслаждение. Наслаждение только для него одного. И Дрейк сжимал в объятиях женщину, которая спасала его от смерти уже целых десять лет, чувствуя себя самым большим мерзавцем на свете.

– Я каждый раз надеюсь, что до этого не дойдёт, – прошептал он, заглядывая в её глаза, когда пелена перед его собственными глазами спала. – Я клянусь тебе, что сопротивляюсь до последнего…

– Не нужно, Дар, – Эмирин улыбнулась. – Ты ведь знаешь, чем сильнее сопротивляешься, тем больше шансов у проклятья победить твой разум окончательно и бесповоротно.