Двуликий Берия

Ответ: Я отрицаю показания в части изнасилования мной Чижовой и в том, что я ее спаивал. Я не отрицаю, что она была не раз у меня в особняке, что я находился с ней в интимной связи». И все. Никаких ссылок, например, на то, что он дарил Чижовой какие-то вещи, чтобы доказать, что они встречались по доброму согласию. Ни попыток назвать кого-то, кто мог бы засвидетельствовать, что никакого насилия по отношению к Чижовой не было. Ведь в протоколе от 14 июля, когда допрос был посвящен в основном связям Берии с женщинами, его спросили: «Объясните, почему у вас в служебном кабинете в Кремле оказалось большое количество женского заграничного белья. Кто его вам доставил?» И Лаврентий Павлович подробно объяснил: «Там хранилось не только женское белье, но и материал для мужского костюма и вещи для ребенка. Доставлял мне эти вещи один или два раза Кобулов из Германии за плату. Хранил я женские вещи с целью преподнесения подарков ко дню рождения. Дарил я только Дроздовым, жене и сестре». А что стоило сказать теперь, что дарил и Чижовой? За это бы точно не расстреляли. В последнем протоколе от 17 ноября Берии также зачитали показания Богдана Кобулова по поводу ареста и расстрела Нины Давидовны Орджоникидзе, жены брата Серго Орджоникидзе Папулии. Берия отвечает: «Я не отрицаю показаний Кобулова, но я не помню этого». А 28 сентября Берию допрашивали по поводу четы Шлюгер: «Вопрос: Вами куда и когда был командирован Шлюгер после освобождения из-под стражи?

Ответ: Он был командирован в составе бригады МВД СССР в Венгрию. Точно не могу сказать — когда, возможно, за две-три недели до моего ареста» (Берия был арестован на заседании Президиума ЦК 26 июня).

Далее Берии зачитываются показания жены Шлюгера Людмилы, в которых она описывала встречу с Берией: «…Насколько я помню, 6 июня 1953 года, в то время, когда муж был в командировке в Венгрии, ко мне домой кто-то позвонил по телефону и спросил: «Это квартира Шлюгер? С вами говорят из министерства. Нам нужна жена Шлюгер». Затем мне сказали, что со мной будет говорить министр и что мне позже позвонят. Вечером в половине девятого раздался звонок. Меня спросили по телефону: «А вы телеграмму министру посылали?» Я подтвердила, что посылала телеграмму. Голос с грузинским акцентом сказал, что мне позвонит через час еще раз. Между половиной двенадцатого — двенадцатью часами ночи мне опять позвонили и сказали, что сейчас за мной приедет машина, что там будет находиться полковник в военной форме и что мне надо сесть в машину, полковник отвезет меня к министру». Очевидно, что в данном случае показания Берии просто могли быть заимствованы из протокола допроса Л.Д. Шлюгер. И таких примеров можно привести множество.

На наш взгляд, изменение характера протоколов допросов Берии происходит между 7 и 14 августа. 7 августа Лаврентий Павлович все еще сообщает подробные сведения о своих родственниках. А 5 августа, когда его обвинили в предательской деятельности во время поездки в Закавказье в 1942 году, Берия вспомнил, что в качестве одного из его доверенных лиц «на Клухорском перевале был прикомандирован Серов». Такая компрометация близкого к Хрущеву заместителя главы МВД, сыгравшего важную роль в устранении Берии, следователей решительно не устраивала. 11, 12 и 14 августа Берию допрашивали по поводу зондажа условий мира с Германией, предпринятых через болгарского посла Стаменова в начале войны. Берия был очень скуп на детали, лишь подтвердив в основном показания Судоплатова, уточнив, что уступать собирались лишь часть Украины и Прибалтики, а о Белоруссии, Карелии и Буковине речи вообще не было, и что зондаж предпринимался по указанию Сталина, потребовавшего никаких новых лиц, кроме Судоплатова, для контактов Стаменова не вводить. Странно, почему Берия не назвал Молотова, который должен был быть в курсе этого зондажа, и вообще каких-либо других лиц, что могло бы затянуть следствие и вообще нейтрализовать вопрос со Стаменовым, так как скомпрометированным оказался бы Молотов. Ведь Судоплатов в мемуарах прямо утверждал, что «когда Берия приказал мне встретиться со Стаменовым, он тут же связался по телефону с Молотовым, и я слышал, что Молотов не только одобрил эту встречу, но даже обещал устроить жену Стаменова на работу в Институт биохимии Академии наук. При этом Молотов запретил Берии самому встречаться со Стаменовым, заявив, что Сталин приказал вести встречу тому работнику НКВД, на связи у которого находится, чтобы не придавать предстоящему разговору чересчур большого значения в глазах Стаменова».