Двуликий Янус

Горюнов смотрел на нее, не стараясь скрыть изумления. Даже присвистнул: Менатян — партизанский разведчик?! Ловко! Улыбка сбежала с лица Виктора, он мгновенно посерьезнел, посуровел:

— Послушайте, Татьяна Владимировна, да вы понимаете, что говорите? Это же очень серьезно. Мы тут не шутки шутим. Или он сам вам об этом сказал?

— Да, сам, — коротко ответила Таня.

Ей трудно было разобраться в собственных чувствах: так хотелось верить Менатяну, а веры не было. Но как раз этого она и не хотела показывать Горюнову.

Виктор смотрел на нее испытующе:

— И вы… Вы верите тому, что Менатян — партизан, советский разведчик? Верите?

— А почему бы мне не верить? Ведь вы-то ничего определенного об Аракеле не говорили. — Татьяну обуял дух противоречия.

— Да, это верно, — задумчиво сказал Горюнов, — не говорили. И сейчас я ничего не скажу. Просто не в силах сказать. Все очень сложно. Но… партизан! У меня к вам пока одна-единственная просьба: не торопитесь с выводами, не принимайте окончательного решения. Все разъяснится. И, я надеюсь, разъяснится скоро.

Татьяна, слушая Горюнова, смотрела на него во все глаза. Вот он, оказывается, какой: собранный, строгий. Таким она его еще не знала: он ей казался просто веселым, разбитным, компанейским парнем, а он вон оно что.

Татьяне стало стыдно: как она с ним разговаривала! Каким тоном… Обидела, пожалуй, а за что? Зачем? Ну и несносный характер! Он же хочет добра, только добра, и ей, Татьяне Языковой, в первую очередь. Оберегает ее от страшной ошибки, от возможной беды.

— Послушайте, Виктор Иванович, — сказала она просительно, — не сердитесь на меня, пожалуйста. И потом, я же вам еще ничего не рассказала.

— Теперь-то расскажете? — усмехнулся Горюнов.

Татьяна провела рукой по лицу, собралась с мыслями и начала говорить. Она передала Горюнову во всех подробностях рассказ Менатяна.

Аракел, по его словам, еще в 1941 году был сбит в воздушном бою. Ему удалось выброситься с парашютом из объятой пламенем машины и благополучно приземлиться, но он очутился в плену. («Так, — отметил про себя Горюнов. — Ложь. Обстоятельства пленения выглядят в сообщении воинской части иначе: самолет Менатяна был не сбит, не горел. С парашютом Менатян не выбрасывался».)

Как рассказывал далее Менатян, около года он пробыл в фашистской неволе, в лагере для военнопленных, потом бежал.

— В каком лагере, где? — быстро спросил Горюнов.

— Не знаю, — растерялась Языкова. — Он не говорил, а я не сообразила спросить.

— Это не беда, может, даже лучше, что не спросили. Что же дальше?

А дальше, как поведал ей Менатян, он прибился к крупному партизанскому соединению и вот уже год сражается в рядах партизан, в разведке, выполняя особо ответственные, серьезные секретные задания партизанского командования. Поэтому и не писал, ничего не сообщал о себе: не мог, не было связи. Да и права, по роду своей деятельности, не имел.

— Не имел права? Любопытно, — усмехнулся Горюнов. — Это что-то новое. Как по-вашему, это похоже на правду?

— Не знаю, — растерялась Языкова. — Я же в таких вещах ничего не понимаю.

— Это справедливо, — заметил Виктор. — Ну, а в каком соединении Менатян находился, где? В каком районе действует это соединение?

— И этого не знаю, — пожала плечами Языкова. — Аракел не назвал. Район? Я поняла так, что где-то на западе Белоруссии, но за точность не ручаюсь.

— Хорошо. В конце концов, это не так важно. А как он попал сюда, почему именно в Тулу? Тоже по «заданию командования»? — Горюнов не мог скрыть иронической усмешки. — И тоже «секрет»?

— Да, — окончательно смутилась Татьяна, — так он и говорил: «Секрет, не имею права говорить».

— Последний вопрос: вы этому верите? Хотя… Хотя не надо. Не отвечайте. Поразмыслите сами над всей этой историей, подумайте. Хорошо? Ну, а гастроли, я думаю, можно кончать. Пора вам возвращаться в Москву. Самое время.

— А вы? — неожиданно робко спросила Татьяна. — Вы тоже вернетесь? И потом, как мне держать себя с Менатяном, если он вновь появится? А он, я думаю, появится. Обязательно. Как быть?

— Видите, сколько вопросов сразу, — улыбнулся Виктор. — Отвечаю по порядку. Первое: и я возвращаюсь в Москву. Вслед за вами. Второе: как держать себя с Менатяном? Думаю, обычно. Мы с вами не виделись, никакого разговора у нас не было. Вот так себя и держите. Понятно?

Той же ночью Горюнов связался с Москвой, со Скворецким. Он доложил Кириллу Петровичу о прибытии Менатяна и о «партизанской» версии, которую тот пытался внушить Языковой. Виктор просил проверить эту версию самым тщательным образом.

В трубке послышалось недовольное кряхтенье майора:

— Так ты что, думаешь, Менатян действительно прибыл из партизанского соединения?

— Нет, — отрезал Виктор, — не думаю. Но проверять мы обязаны.

— А кто спорит? — согласился майор. — Конечно, проверим, хотя все и так ясно: рассказ Буранова, расшифрованная радиограмма… Ты вот что скажи: как там Менатян?..

— Все в порядке, — заверил Виктор. — С того момента, как он появился в гостинице возле номера Языковой, не спускаем с него глаз. Никуда он теперь не денется.

Глава 29