Двуллер-2: Коля-Николай

Он вспомнил про Ирину. Они теперь перезванивались почти ежевечерне – Грядкин купил ей сотовый телефон (сотовые были еще в новинку, их еще далеко не каждый имел). Они разговаривали по вечерам, писали друг другу смски. Грядкину казалось, что идея ухода из семьи кажется Ирине все менее страшной. Он надеялся, что однажды все же уговорит ее – и к этому моменту многое должно было быть готово.

Грядкин решил на «заработанные» деньги открыть бизнес, который давал бы хороший доход – вот хоть снова запчастями торговать, только уже не утилем и не по одной детали. В мечтах ему виделся магазин. Он уже и примеривался – где его открыть, да сколько это могло бы стоить? Получалось, что только на магазин надо заработать около трех миллионов. «А еще ведь надо где-то жить…» – думал Грядкин. Мысль о том, что можно, как когда-то, жить на шестнадцати квадратных метрах, сейчас казалась ему дикой. «Что ж я, не мужик?! – думал он. – Заработаю на приличное жилье!».

Выходило так, что все только началось. Грядкин боялся даже думать, чем все может закончиться. С другой стороны, придуманная им схема казалась ему неплохой. Он то и дело проверял ее – не дает ли где эта схема течи? «При определенном раскладе можно работать и работать…» – говорил он себе. Эти мысли то нравились ему, то пугали.

Кое-как, почти в полном молчании, они выпили чаю. Потом Николай еще посидел. Потом сделал вид, будто у него дела. В прихожую с ним вышла только мать. Он снова отдал ей пакетик, она прижала его к груди и смотрела на Николая большими горестными глазами.

– Ты прям как в армию меня провожаешь… – сказал Николай.

– В армию – это ладно! – сказал вдруг появившийся в дверном проеме отец. – А вот как бы нам не пришлось провожать тебя в тюрьму! Смотри! Попадешься – помогать не будем!

– Что ты говоришь, отец! – вскрикнула мама.

«Не попадусь!» – угрюмо подумал Грядкин и вышел без слов.

Глава 4

После этого он начал дробить сделки – чтобы суммы были меньше, тогда и статья в УК будет не та. Он и говорил себе, что все обойдется, а готовился к самому плохому. Он понимал, что схема будет работать хорошо, только если он будет с кем-то делиться – с ментами, с прокуратурой. Однако он не очень себе представлял, с кем именно надо делиться, а главное – не хотел отдавать кому-либо ни копейки своих денег. Нервозное состояние овладевало им тем сильнее, чем ближе была назначенная им самим сумма в три миллиона. Прошел ноябрь, настал декабрь. Ирина приехала к нему на новый год. Он снял лучший номер в гостинице, номер для молодоженов. Там была огромная кровать, полный бар разного алкоголя, розовые подушечки в виде сердечек и везде цветы.

Когда они вошли, он обвел все глазами, потом посмотрел на изумленную Ирину.

– Ну как? – торжествующе спросил он.

– Нет слов… – ответила она.

– Помнишь, как мы сидели в моей комнатенке четыре на четыре… – хохотнул он. Сейчас об этом было приятно и не стыдно вспоминать. – Я же тебе говорил, что у нас все будет хорошо!

Вечером они катались по городу на лимузине. Грядкин рдел, всем своим видом будто говоря: «Это все я! Это все я! И это все я сделал для тебя!». Ирина пила шампанское, но пьянела не от него. Голова туманилась от просившихся слез, от того, как все запуталось, и от того, как все, запутавшись, затягивается в нерасплетаемый узел. Они начали целоваться прямо в машине, и когда все у них закончилось, Ирина вдруг поняла, что они уже давно стоят на набережной, и вокруг поет, пляшет, пьет праздничная толпа.

Он снова говорил «Оставайся». Она снова молчала, и это означало «Не останусь». Вечером накануне отъезда он опять завел этот разговор. Она удивилась его напору – раньше он не был таким.

– У тебя сыну уже пятнадцатый год! – говорил Грядкин. – Он вот-вот станет самостоятельным и сам все поймет. Или же так и не станет самостоятельным никогда, будет сидеть как твой муж у юбки, и ничего не поймет. В обоих случаях не имеет значения, рядом ты с ними живешь или нет.

– Ты не понимаешь… – ответила она. – Это же сын. Как ты себе представляешь – как я уеду?

Он вдруг вскипел.

– А ты думаешь, мне легко тут каждый вечер представлять, что твой муж лапает тебя и трахает?! – зло спросил он. – Что за гарем в самом деле?!

От неожиданности она заплакала.

– Извини, извини… – заговорил он.

– Ты другой… – проговорила она. – Ты совсем другой. Где мой Коля-Николай?

– Здесь, здесь твой Коля-Николай… – ответил он. – Вот он я.

– Это не он. Ты злой. И не справедливый.

– Я просто уже не могу ждать. Ты только подумай – ведь мы вот так – хрен знает как! – живем уже семь лет! Люди с войны быстрей приходили, чем я тебя жду!

– Я твоя… – зашептала она. – Я же давно твоя, и ты это знаешь. Я душой твоя еще с того нового года. А тело… Какая разница? Да и он уже давно ни на что не способен.

Он молчал. Ему стало тоскливо. Разные предчувствия нахлынули на него, смешиваясь с мыслями о том, что вот сейчас она уедет, а там еще неизвестно, способен на что-то Радостев или нет. Он крепко сжал кулаки.

– Я устал… – сказал он. – Я устал…

– А я? – спросила она. – Я думаешь не устала?