Очевидно, нас готовят для будущих решающих ударов. Говорят, простоим в резерве с месяц.
Местный говор. Украинское «нехай», «балакать». «Табе, сабе» – тебе, себе. «Анчихристы» (немцы). Немецкие слова: «киндры» – дети, «на хавус» – домой, «сайже» – шайзе, дерьмо. «Хронт, хронтовик». Немецкое словечко «прима» (первый сорт). Обращение к немцам «пан». Немцы употребляют много польских слов – «пан», «матка», «зимно», «маленьки». Очевидно, на их взгляд, нет особой разницы между поляком и русским. Одно и то же славянское быдло.
После войны в русской простонародной речи останется и будет бытовать немало немецких слов.
Колхоз, где я живу, готовится к севу. Лошадей нет – будут пахать на коровах. Идут тракторы, но когда их получат – вопрос. Прислали первосортные семена. Состав был разбит во время бомбежки станции. Прислали снова. Однако таким количеством можно будет засеять не больше одной пятой посевной площади.
С завтрашнего дня вводится обучение для работников политотдела и редакции. Приказ Щербакова. В сентябре и октябре будут сдаваться зачеты. Главным образом изучение нового боевого устава и оружия. Отдыхать нам не пришлось.
Сегодня построили нас всех (с политотдельцами) в мертвом саду, под погибшими от мороза яблонями. Шмелев провел беседу! План учебы, задачи политработников. Сказал, что сроки нашего пребывания здесь очень сжаты. Изучение войны в степной местности. Впервые заговорил о создании истории армии. Выждав удобный момент, я подошел к Шмелеву и предложил свою кандидатуру на должность «историка».
– Обязательно, – сказал Шмелев.
Работа спокойная, мне по духу и на глазах «начальства». Чем подчиняться Карловым и Губаревым, лучше уж быть под началом Шмелева. Впрочем, ходят слухи, что его отзывают из армии на более почетную работу. Жаль!
С вручением медали волокита. Отдел кадров отсюда за шесть, семь километров. Самому являться, напоминать – не совсем удобно. К тому же говорят, нет медалей. Политотдельцы получили, а мы, газетчики, как всегда, в тени. К тому же не вполне ясно, подписан ли Гороховым приказ относительно меня.
О Карлове говорят, что он на днях едет за новым назначением. На его месте, очевидно, хотя бы временно, будет Губарев. Хрен редьки не слаще.
Приказ командарма: всех вольнонаемных либо уволить, либо зачислить в красноармейцы. Как хорошо, что я не взял сюда Берту.
Три авиадесантные дивизии в нашей армии – это «нюанс». Армия прорыва, наступления?
Вчера был день моего рождения. 44 года. Уже 44 года, а как обидно мало сделано. И жить уж осталось недолго…
Второй день занятия. Маршируем, учимся печатать шаг, изучаем ручной пулемет, тактику: отделение в бою. Вчера под руководством Чванкина изучали материальную часть ручного пулемета. Сегодня сдавали зачеты. На старости лет снова пришлось чувствовать себя школьником. Не думал, что придется быть в таком идиотском положении. Сегодня же первый раз в жизни стрелял из ручного пулемета. Два боевых патрона. Попал в мишень, но не в черное.
Чванкин и Губарев (командир нашего отделения) сидели в хате, за столом. На столе полуразобранный пулемет. Сдающие зачет редакционные работники и политотдельцы толпились в сенях, у закрытой двери, в ожидании вызова. Тут же длиннорогая коза. Вызвали меня. Чванкин спросил устройство частей (мелких) пулемета. Последнее я не знал. Получил «удовлетворительно», но зачет должен сдавать сызнова. Смешно.
Газетеночка не выходит – только бюллетени. Информбюро, телеграммы из-за границы. Вероятно, дня через два начнет выходить регулярно.
Мне становится скучно. Заниматься шагистикой и спусковыми рамами? Благодарю покорно. Я начинаю знакомиться на личном опыте с жизнью армии в тылу. Вероятно, пробудем здесь все же довольно долго. Перспектива казарменной муштры никак меня не вдохновляет. Нужно подумать о Москве.
Об «Истории» пока ничего не слышно. Неужели снова сорвется, как и в 1-й Ударной?
Газетка наша будет все внимание уделять боевой подготовке. Скука зеленая. Если я не стану придворным историографом, во что бы то ни стало буду в Москве.
Предварительно выясняю вопрос с наградой, затем с переаттестацией, получу деньги за февраль и летнее обмундирование. Все это займет месяц, не меньше. А к тому времени, смотришь, нас бросят на фронт.
Живу в хате с Рокотянским и Левитанским. Беленые стены, от которых вечно ходишь в мелу, земляной пол. В хате живет наседка, окруженная цыплятами. Другая курица сидит в лукошке на яйцах. Хозяева – добродушный старик с рыже-седой бородой и двумя огромными шишками на лысине, жена его и девочка лет тринадцати- четырнадцати. Сыновья в армии, один был эвакуирован немцами, но бежал. Вчера мать, узнав, что он находится в Касторной – мобилизованный уже, – ходила туда, однако не нашла сына. Его «угнали» дальше. Дочь тоже увели с собой немцы.