Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке

На содержание ссыльных казной отпускались деньги, которых, как правило, не хватало — слишком дорогой была жизнь в Сибири, да и с охраной приходилось делиться. Для поселенных «на житье» или «в пашню» деньги и хлеб отпускали только до тех пор, «покамест они учнут хлеб пахать на себя» (644, 75). Бывало так, что отпускаемые казенные деньги целиком оставалась в карманах охранников, за что они позволяли ссыльным тратить без ограничений свои личные деньги, устраиваться с минимальным, хотя и запрещенным инструкциями, комфортом. А деньги у большинства состоятельных ссыльных водились. Женщины имели при себе дорогие украшения, которые можно было продать. То, что при выезде из Ранненбурга у Меншиковых отобрали абсолютно все, можно расценить как сознательное унижение русского Креза. Так поступили в 1732 г. и с семьей А.Г.Долгорукого, когда в Березов послали солдата Ивана Рагозина «для отобрания у князя Алексея Долгорукова с детьми алмазных, золотых и серебряных вещей и у разрушенной (т. е. Екатерины Долгорукой — невесты Петра II. — Е.А.) …Петра Втораго патрета» (275, 45–47; 382, 2). Бирона при отъезде в Сибирь весной 1741 г. лишили всех золотых вещей и часов, а серебряный сервиз обменяли на «равноценный» оловянный, но денег у бывшего регента все же не тронули (462, 212). Деньги ссыльным были очень нужны. Приходилось за свой счет ремонтировать или благоустраивать убогое казенное жилище, заботиться о пропитании, что было нелегко, — торжков и рынков в этих забытых Богом местах не водилось.

Самой вольной считалась ссылка на Камчатку: бежать оттуда ссыльным, как думали в Петербурге, было некуда. Ссылать туда начали с 1743–1744 гг., когда на Камчатку отправили участников заговора камер-лакея Турчанинова. Впрочем, известно, что раньше, в 1740 г., к ссылке на Камчатку приговорили Ивана Суду — конфидента А.П. Волынского, но он, кажется, до Камчатки не добрался и был помилован сразу же после смерти Анны Ивановны (304, 163). Ссыльные в Большерецком и других местах Камчатки жили достаточно свободно, они занимались торговлей, учительствовали в семьях офицеров гарнизона. К началу 1770-х гг. на Камчатке собрались люди, замешанные в основных политических преступлениях XVIII в. За одним столом тут сиживали участники заговора 1742 г. Александр Турчанинов, Петр Ивашкин, Иван Сновидов, позже к ним присоединились заговорщики 1762 г. Семен Гурьев, Петр Хрущов, а потом и заговорщик 1754 г. знаменитый Иоасаф Батурин. Еще через несколько лет сюда приехал пленный венгр — участник польского сопротивления М.А. Беньовский (647, 527). Он-то и организовал в 1771 г. захват корабля, на котором группа ссыльных бежала в Европу. Эта скандальная история изменила прежде столь беззаботное отношение властей к дальней камчатской ссылке. Они ужесточили там режим (305, 417–438; 647, 547).

Довольно свободно чувствовали себя ссыльные в Охотске, особенно когда в 1730-е гг. там обосновалась Камчатская экспедиция Беринга. Ей постоянно требовались люди, которых и находили среди сосланных государственных преступников. Как раз тут несколько ссыльных во главе с Беньовским летом 1770 г. собирались по вечерам и обсуждали планы будущего побега с Камчатки (647, 533). А.Н. Радищева, поселенного в 1793 г. в Илимске, охраняли унтер-офицер и два солдата, но он мог совершать дальние прогулки по горам и лугам, а также собирать коллекции и гербарии, учить детей, пользовать как врач местных жителей. Ему даже разрешили жениться на сестре своей покойной жены (130, 110).

Но так вольготно жилось не всем ссыльным. В тяжелом заключении находился в Жиганске в 1735–1740 гг. князь А.А.Черкасский. Его держали в тюрьме «в самом крепком аресте», не давая беседовать даже со священником, что обычно разрешалось самым страшным злодеям и убийцам (ср.: 655, 13; 648, 32). Около восьми лет просидел скованным в тюрьме Тобольска Иван Темирязев. Инструкции 1742 г. об А.И. Остермане в Березове и Минихе в Пелыме требовали от охраны держать преступников в заточении «неисходно» и отводить только в церковь, где смотреть, чтобы никто из местных с ними не разговаривал (310, 40, 97, 113). Несколько первых лет в ссылке в Ярманге М. Г. Головкину и его жене разрешали выходить только в церковь, а по делам ссыльный ходил в компании с двумя конвоирами (763, 227–228). особенно сурово наказали Санти, сосланного в Усть-Вилюйскии острог под «крепкий караул», к нему не подпускали даже его слугу. Сосланному в Углич Лестоку разрешали гулять только по комнате, в которой он сидел, но при этом запрещали подходить к окнам (763, 230).