Дыханье ровного огня

Часто, сидя на берегу своей речки, на своём привычном месте, я думаю о том, что произошло со мной.

Почему меня не добили, и я остался жить? Ведь, определённо, меня хотели убить!

Но я выжил, выжил — такой ценой выжил! Выжил, чтобы забыть всё, что было мной!

Почему?

Я спрашиваю у БОГА — почему? Сидя на берегу своей реки, я давно уже понял, что БОГ существует.

Существует, как существует всему сущему — Высший смысл. Этот смысл — и есть БОГ.

А мы не в силах даже предположить, не в силах представить себе этой Высоты. Или, если хотите, Глубины этого смысла.

Однако, следует в это верить.

И когда ты, наконец, поверишь в существование Высоты, ты можешь начать спокойно жить на своём уровне, на своём месте. Ты сможешь спокойно ждать.

Тогда ты будешь знать, что твоё личное, маленькое место — определено этой Высотой. Оно определено Глубиной мысли, совершенно тебе недоступной.

И когда я спрашиваю себя — для чего я выжил, потеряв себя в окружающем мире, я сам отвечаю себе так: я выжил для того, чтобы не лезть на чужое место.

Моё место — здесь, у реки. Сейчас моё место здесь. Это БОГ поставил меня на это место, и я стою на нём.

Стою, как муравей, на тоненьких ножках, качаясь, и упиваясь радостью бытия. Ибо, если станут крепче мои ноги, стану крепче я сам — БОГ позволит мне вспомнить всё, и не умереть от того, что я вспомнил.

БОГ позволит мне вспомнить, и позволит мне остаться таким, каким он сделал меня сейчас.

И БОГ поставит меня на новое место, чтобы я стоял на нём, не имея иллюзий.

Вернее, чтобы я имел — как можно меньше иллюзий. И насчет себя, и насчет своего нового места…

Невозможно совсем не иметь иллюзий. Есть просто некий уровень их, этих иллюзий, который не следует переступать никому…

Я вспомню всё тогда, когда буду готов.

А мне хочется вспомнить? Или нет?

Честно? Хочется… Мне — хочется вспомнить, Господи! Мне немного страшновато…

СКАЖИ МНЕ, ГОСПОДИ…

КТО Я?

Вариации на тему бабочки, стучащей по стеклу

Я — бабочка, бабочка, бабочка… Ах, устала, устала, устала… Я не могу, не могу, не могу… Я не могу вылететь на волю… Но ведь я её вижу, вижу, вижу… Там, за этой невозможной прозрачной стеной… За этой преградой…

Я вижу, вижу, вижу… Там небо… Там зелёные кусты… Там, там, там… Как я устала, устала, устала… Сейчас… Я наберусь сил… И снова попытаюсь…

Так, так, так… лапами, лапами, лапами… крыльями, крыльями, крыльями… Сейчас, сейчас, сейчас…

Нет… опять лапы не удержались… Опять я внизу, вниз, внизу… Но ведь мне надо туда…

Мне пора…Но как же я устала… Нет сил, нет сил, нет сил…

Сейчас, сейчас, сейчас… сейчас я попробую ещё раз…

Коричневая бабочка средней величины билась о стекло примерно в течение получаса. Она семенила своими лапками, быстро-быстро перебирала крыльями, и взбиралась по стеклу на самый верх, до самого края рамы.

Потом она срывалась вниз, какое-то короткое время сидела на раме, опустив крылья, и снова начинала всё сначала.

Тот, кто лежал на смятой, неопрятной постели, стоящей возле окна, уже проснулся. Он лежал почти без движения, и его заплывшие веки иногда приподнимались и снова опускались…

Лежащий попытался было натянуть одеяло на голову, но под натянутым одеялом было душно.

Приоткрыв глаза, он снова посмотрел на бабочку, бьющую крыльями о стекло.

Ой-ё… Сколько же она может тарабанить по стеклу… Разбудила меня, тварь… Неужели соображения у неё нет — вылететь в форточку…

Ой-ё… Что же это мне так плохо…

И пил-то вчера немного, вроде… Не больше, чем всегда… Но как мне плохо… Как плохо мне… Хоть кричи… У-у-у…

Лежащий на кровати издал нечленораздельный звук, похожий на мычание.

У-у-у… Что спрашиваешь, почему тебе плохо… что кочевряжишься-то, сам перед собой… знаешь ведь, почему так плохо-то…

У-у-у… Знаешь… Какого чёрта попёрся на эту вечеринку… ведь сам же их презираешь… А лебезил-то как перед ними, лебезил…

А чего лебезил-то… А чтобы должность получить, чтоб войти в их «круг»… чтоб своим стать… вернее, «ихним» уже стать, «ихним», до конца уже… До конца уже «ихним» стать…

И что… получилось у тебя… получилось, получилось… Сегодня уже явка к начальнику, в двенадцать ноль-ноль…

Пора вставать, бриться… Не могу…

Да сколько же ты можешь мне душу топтать… Ишь, крылышками бьёт… Дура… Выпустить тебя, что-ли… Или прихлопнуть уже совсем, чтоб не мучилась…

Лучше прихлопнуть… У-у-у… Как же мне плохо…

Лежащий тяжело перевернулся на бок. Он полежал немного на боку, откинул одеяло, и опустил ноги на пол. Потом он поднял своё тело и установил его в вертикальном положении, опираясь руками о подоконник.

Бабочка билась о стекло, повторяя подъёмы и падения с завидной периодичностью.

Лежащий, то есть уже — стоящий, занёс над ней свою руку, чтобы прихлопнуть её.

Рука его описала плавную дугу, и со всего размаху въехала в стекло.

Раздался звон, капли крови из разрезанной руки брызнули на осколки, на подоконник, на пол.

Чудо… Чудо, чудо, чудо… Я видела, видела, видела… мелькнула тень… огромная тень… А потом прозрачная преграда раскололась, раскололась, раскололась…И вот я лечу, лечу, лечу… Небо… трава… кусты… цветы…