Дыхание бури

Их не брали в плен. Не пытались договариваться. Не задавали вопросов. Их просто уничтожали. На двадцать восьмой день, полностью зачистив территорию Клана, объединенные силы Империи нанесли удар по последней, главной планете. Смотрящие в Ночь пытались защитить ее, хоть не имели ни единого шанса. Они сражались мужественно, отчаянно – и в другой ситуации заслужили бы этим уважение. Но те, кто сражался с ними, хотели только одного: убить их, стереть до последнего с лица Вселенной, и меньше всего думали об уважении. Всего три часа прошло после появления в системе первых дивизий Империи – и на планету обрушился ливень антиматерии.

Остатки флота Смотрящих в Ночь настигли на самой границе действия ольфиратов: шесть крейсеров и флагман Клана. Ему удалось запустить гипердвигатель, но в самый последний миг сразу три преследователя ударили из главных орудий, пробив защитное поле. Подбитый флагман ушел таки в гиперпространство – и больше его никто не видел: свыше ста Оборотов его искали, просеивая пространство сантиметр за сантиметром. В конце концов, было решено, что он так и не вышел из гиперпространства, превратившись в ничто в момент прыжка.

Никто так и не узнал, что же на самом деле случилось со Смотрящими в Ночь. Круг Хранителей был полностью уничтожен, и что бы там они не разузнали – пропало с ним. Хранители выполнили свой долг до конца, предупредили Империю, закрыли в решающий момент собою Шенарот – и пали, чтобы навеки остаться в легендах и молитвах. Единственное, что вынесли потрясенные потомки: изображения нескольких Смотрящих в Ночь, переданных вместе с предостережением о готовящейся атаке. И у всех них без исключения была одна отличительная черта: лишенные зрачков глаза, как будто некто вырвал их и в опустевшие глазницы залил черной краской.

Точь-в-точь такие же, как те, что смотрели на меня с зеркальной глади воды.

С немалым усилием оторвав взгляд от самой страшной части отражения, я принялся внимательно рассматривать свое лицо. Чуть сдвинувшиеся скулы, чуть удлинившееся надбровные дуги, чуть сплюснувшийся нос, чуть более пушистая, точно соревнующаяся в насыщенности цвета с глазами, шерсть – каждое изменение по отдельности было едва заметно, но вместе они образовывали совершенно иную, непривычную картину. Из воды на меня смотрел незнакомец, и требовались все мои силы, все вновь обретенное спокойствие, чтобы понять и принять простую истину: этот незнакомец отныне – я сам. И каждый раз, когда я взгляну в зеркало, на свое отражение – я увижу вот это лицо.

За моей спиной негромко кашлянули. Я резко развернулся, едва не свалившись со скалы вниз: опять, в который раз им удалось застать меня врасплох!

– Я говорил им, что ты займешься этим в первую очередь! – Месстр кивнул в сторону воды, потом посмотрел на меня. Спокойно посмотрел, надо признать. – Тебя ждут.

Я спрыгнул на песок.

– Мне интересно, если бы я не направился к Храму…

– Тогда бы мы пришли к тебе. Не сегодня. И не завтра. Но пришли бы.

– И тебя не волнует…

– Ты уже задавал этот вопрос ночью! – оборвал меня Месстр. – Ты думаешь, у меня будет другой ответ?

– Тебя не было ночью здесь.

– А что еще ты мог спрашивать? Идем!

Я проглотил просящуюся на язык колкость: сейчас я готов был допустить, что меня пытаются намеренно вывести из себя. То ли в рамках обычной практики прислужников Дома Спокойствия, то ли по какой-нибудь иной причине. Так что, с обменом язвительными репликами я решил повременить.

И, кроме того, язвить в спину невозмутимо идущего Месстра отчего-то показалось не самой лучшей идеей.

Шли мы недолго. Островок действительно был совсем крохотным: чтобы выйти к противоположному берегу нам потребовалось не больше пятнадцати минут. Месстр больше ничего не сказал, даже ни разу не обернулся, а я не очень стремился разговорить его. Что-то подсказывало мне, что главный разговор у меня впереди.

Как я и предполагал, корабль опустился именно здесь: он покачивался на волнах в двадцати метрах от берега, на котором весело гудел костер. Раза в три-четыре больше Сункх'ха, он в то же время не производил впечатления обманчивой неуклюжести, как крейсер. Казалось, корабль наполнен ожиданием полета, стремительного прыжка в небо, к бесконечности, свободе космоса. Я восхищенно прищелкнул языком: кто бы ни проектировал корабль, он вложил в свое творение частицу души.

Спустившись со склона к костру, я без особого удивления увидел там Каш'шшода с Поющей; сам Месстр что-то негромко сказал и сел рядом с ними. Я посмотрел на брата с сестрой – и уже в полной уверенности в правильности своей догадки перевел взгляд на Артх'хдеа Мезуту'а Холл. На их отца.

– Месстр и Файрра рассказали мне о вчерашнем, – без предисловий сказал Каш'шшод. – Мы думали, ты придешь позже.

Значит, вот как ее зовут: Файрра!

– Я знал, что у вас есть дети, но не думал, что встречусь… вот так.

Каш'шшод обозначил краем губ намек на улыбку и глухо раскашлялся.

– Жизнь наша… полна неожиданностей.

– Вы плохо выглядите, Артх'хдеа Мезуту'а Холл. Я слышал, вы заболели…

Каш'шшод отдышался, и вновь улыбнулся – только губами.