Дыхание Голгофы

- Плохо, брат. Очень плохо. Ребенок родился мертвый. Перенесла стресс… Сейчас в больнице.

- Как же так, ты не уберег?! – взглянул на меня с откровенным укором брат. – Это как-то связано с выборами?

- Напрямую. Бандиты напали по наводке. Не били, попугали. Хотели взять меня за горло, чтоб снял себя с выборов. Ну и пошло-поехало. Извини, подробности как-нибудь.

- Какие подробности?.. Как вот с электрички сошел, так сразу и почувствовал запах пороха. Милиция ищет, да? Иголку в стоге сена. А я тут пока тебя ждал, народ послушал – уважают тебя, брат, массы.

- Ну спасибо. Только вот тут, - ткнул я себя в грудь, - такой булыжник. А у тебя когда поезд?

- Через пару часов. Еще успеем навестить Аню, если ты, конечно, отпросишься у народа.

- Отпрошусь. Они поймут. Я редко вижусь с братом.

Мы сели в мою «копейку» и отправились в больницу.

- Только ты не удивляйся, она в психиатрии, - сказал я.

- Я то не удивлюсь, а вот что ты старикам нашим скажешь? У матери сердце больное.

- Не знаю. Надеюсь на чудо…

А в приемном отделении психиатрии заведующего, то есть, Войкова Аркадия Семеновича, лечащего врача моей Анюты, не было. Вышедший на наши разговоры с ворчливой привратницей – эдакий крепенький молодчик в белом халате категорически отказался показывать нам Анюту. И вообще ей сделали инъекцию и она спит. Я спросил:

- Как она себя чувствует?

- Состояние обычное для таких больных, - легко ответил он.

- Это каких таких? Диагноз уже твердо поставлен?

- Шизофрения, - как-то так запросто выдал этот здоровяк, но тотчас поняв, что ляпнул лишнее, сразу поправился. – Предварительный пока. Но все подробности у вашего лечащего врача Аркадия Семеновича. Он хороший специалист. Кандидат медицинских наук.

Мы с братом переглянулись: «Спасибо, утешил». Вышли из отделения молча. Комментировать не имело смысла.

- Поедем в какую-нибудь кафешку, выпьем по стопарику за здоровье Анюты и где-то за мой отъезд.

Впрочем, я за рулем. «Накатывал» только брат, а я пил сок. Говорить было не о чем, но еще тяжелее молчать.

… Потом я отвез Федора на вокзал. Дождались поезда. Обнялись.

- Крепись, братуха. Может, все образуется. Под Богом ходим. Ты же знаешь, куда я еду. Но уже привык врать себе – не страшно. А еще как страшно. Теперь вот двое ребятишек. Жить охота. А бросить ко всем чертям собачьим это свое ремесло не могу. Я - пёс войны, брат, обыкновенный пёс войны, - только и сказал на прощание Федор.

Он прыгнул в уже дернувшийся вагон. Я подал ему сумку, взмахнул рукой. «Куда ты едешь, брат мой, встретимся ли?»