Дыхание Голгофы

- Как жить теперь? – с трудом удерживая слезы, произнес я. – Как?

- Ну Анюту мы так просто не отдадим. Потерянного не вернуть. Но небо за нас. Все равно она выйдет из шока. Это испытание, друже. Но не бывает такого, чтоб зло восторжествовало. Тогда весь этот мир надо закрывать на хрен. – Руслан срывается с места - Поехали.

- Вот выхожу всякий раз из больницы и не знаю, куда идти. Как оглушенный. Домой? Там пусто. Да тещины проклятья по телефону. Они же считают меня виноватым, - вздохнул я. – А по большому счету так оно и есть. Бегу в общагу, а там пьяные оргии – очередное, от нехватки витаминов, сезонное обострение трудящихся масс. И тогда я  качу в свои Черемушки на Урицкого. Но как вспомню, что гад этот рядом! Собираюсь на работу и вот он предо мной, Витек, во всем своем царственном великолепии и барской вальяжности. Большевики, наверное, в гробу переворачиваются. Вот куда мне идти?

- То ли еще будет? Старик, не бери в голову, все только начинается, - усмехнулся Батищев.

- Спасибо, утешил. Вот и я боюсь, что стану таким же. С кем поведешься…

- А ты упрись рогом. И докажи, что ты не такой. Попробуй. И вообще, возьми себя в руки. Не гони в небо негатив. Помню, когда нас духи зажали в ущелье, почти всю роту мою положили, остался я с горсткой пацанов первогодок да ранеными. Боезапас на исходе, ну хоть караул кричи. Вот тут я первый раз в жизни помолился. И что ты думаешь. Смотрю в небо, а оно синее-синее, совсем как бы не Афганское, а наше, донское, родное. Облака, чуть так белыми мазками у горизонта и я, вдруг вижу гигантское лицо старика, удлиненное такое с острой бородкой. Ну портрет этого известного русского художника? Помнишь, что в Тибете что-то мутил.

- Рериха, - подсказал я, чувствуя неожиданное волнение.

- Точно, он. Смотрит и улыбается. И вдруг стало так тихо, так спокойно. Мы все в каком-то светлом ужасе замерли. Но тут сорвался ветерок, он легонько смазал лицо этого старика – оно стало таять, и в следующую секунду мы услышали гул наших вертушек…

Какое-то время ехали молча, каждый, наверное, представлял образ своего Рериха.

- Извини, друже, но благого дела без крови, без страданий  не бывает. Во всяком случае у нас, русских. Нам, кажется, самим Богом велено, преодолевать в муках препятствия, прежде чем что-то поиметь. А тут мы бросили вызов самой системе. Ну ты, как лидер, и принял главный удар на себя. Значит тому быть, - сказал Руслан с чувством гордости и сожаления одновременно.