- А это важно? – устало взглянул на меня заведующий отделением. – Пару часов назад. Приходила главный врач. Может вы и правы, Гавриил Алексеевич, и стоит ее показать в столице. Там возможностей все же больше. И клинических и медикаментозных. Хотя, по сути, она только начала лечиться у нас. Мы еще не исчерпали своих возможностей.
- И все-таки я хочу быть с ней, - настаивала теща.
- Извините. Не вижу смысла. Она спит, и спать будет долго.
Тут заглянула в кабинет заведующего та самая туповатая санитарка.
- Извините, доктор, а наша новенькая опять в куклы играет.
- Не понял, - бросился к двери Аркадий Семенович, увлекая нас за собой. Так мы и подошли гурьбой к палате.
Доктор приоткрыл дверь. Анюта все в той же позе, в которой я ее видел пару дней назад, сидела на кровати и, напевая, нянчила сверток. С той лишь разницей, что на этот раз руки и шея ее были перебинтованы.
Теща вскрикнула и бросилась к ней. Но доктор ее удержал. Кровь ударила мне в лицо и странным эхом отозвалось в голове: «Ну, все. Хватит с меня!»
Я повернулся и резко направился к выходу. Я сел за руль и помчался на Урицкого, к себе. Я сейчас был легок и ловок. Мне вдруг показалось, что движение моей «копейки» бесшумное и мягкое. Я его почти не чувствую. Такое я испытывал давно, в детстве, когда впервые сел на велосипед и скатился с высокой горки. Странно, но и тогда, и сейчас мне было покойно, очень покойно на душе. Может я радовался жизни – тогда от ее вечности, сейчас от ее утраты. Я уходил из жизни, я точно знал, что ухожу. Вот только сделаю главное дело, уничтожу зло.
… Ближе к вечеру город наполняется людьми. Так было и так будет всегда. Но только сейчас это привычное движение показалось мне необыкновенным. На лицах нетерпение, какое и бывает только перед весной. «Как все-таки я был мало счастливо на этих улицах», - подумал я. И сам и с Анютой. Я никому не успел стать близким – я воевал за всех: за иллюзорное будущее своих соотечественников, за какие-то странные ценности… Я ждал дня завтрашнего. Мы все ждем дня завтрашнего и, наверное, в этом наше спасение. Нет, мы не думаем о грядущей гильотине, потому что уверены – наша будет обязательно пахнуть ладаном.
Я поднялся к себе на третий этаж. Машинально, как это я делаю всегда, вымыл руки. Затем достал из шкафа кожаный чехол. И легко освободил из неволи орудие убийства.