Дыхание Голгофы

Вот так и потолковали последний раз. Выбрался я, однако, после того разговора через месяц. Случилось это в зените осени, когда затерявшееся южное тепло сменили запоздалые дожди и бронза бабьего лета загустела, затерялась в серости будней. Конечно для такого случая  принарядился в парадку с наградами и солидности ради взял в руку кожаную папку. В ней лежали блокнот с ручкой и листок с ходатайством военного комиссариата на предмет предоставления жилья боевому офицеру, «получившему тяжелое ранение и контузию при исполнении интернационального долга на территории дружественного Афганистана». Конечно, сие ходатайство «прибомбил» мне по случаю Сергей Сергеевич, не преминув заметить, «какие «большие» люди обо мне хлопочут». И прибавил еще, что военком - уважаемый властью человек и к его словам прислушаются непременно.

Очередь на личный прием к председателю исполкома, некто Дёмину Виктору Яковлевичу была достаточно большой и как сказала, внося меня в список, элегантная, будто с подиума, секретарша, в массе своей как раз по жилищному вопросу. Впрочем, я как нетрудно заметить, инвалид, да еще и участник боевых действий, значит мое место в первых рядах. В самом деле, ждать пришлось недолго. Кожаная дверь в кабинет к председателю исполкома вытолкнула двух рассерженных посетителей и, после тяжело зависшей в приемной паузы, пригласили меня. Кабинет председателя упакован дорогой мебелью, стены украшают картины в золотых багетах. Это виды города – должно быть подарки местных мастеров кисти, страждущих любви и благосклонности власть имущих.  Все это я окинул взглядом, пока молодой человек в безукоризненном темном костюме с пестрым галстуком на белой сорочке что-то записывал в большую амбарную книгу.

- Присаживайтесь, - пригласил он звонким голосом, не отрываясь, однако, от письма.

- Спасибо.

Откровенно говоря, я ожидал увидеть  тяжелого с пуленепробиваемым выражением мясистого лица в очках-колёсиках чиновника, а тут, напротив, за невероятно большим столом восседал голубоглазый паренек с идеально отутюженным лицом, весь такой ухоженный, мягкий. Вот только высокий с залысинами лоб и тяжеловатая челюсть останавливали возраст на цифре тридцать. Я отчего-то подумал: «Интересно, служил ли он?» Наконец председатель скучно взглянув на меня, сказал:

- В принципе, я догадываюсь, по какому вы вопросу. Как сказал классик: «Всех нас испортил квартирный вопрос».